Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Марки „рено“, крытый серым брезентом…
— А тот был серо-зеленый, — заметил Фернан.
— Рядом с шофером сидели двое, — продолжал Жуан. - Потому-то мы и обратили внимание.
— Вы их не узнали?
— Нет. Было слишком темно…
— А мне кажется, — сказал Фернан, — что вокруг нас крутятся Синэ и Лями. Вчера вечером, когда я возвращался домой, они шагали по улице Союзников.
— Лучше бы они занялись лошадкой! — кисло заметил Зидор. - Хотел бы я знать, что эти два чучела предприняли, чтобы найти ее…
Марион подняла голову.
— Они, может быть, охраняют нас, сами того не подозревая, — тихо сказала она. - Из-за них те мерзавцы не решаются слишком близко к нам подходить. Если бы мы не заявили в полицию, они бы давно снова напали на нас.
— Почему ты так думаешь? — удивился Габи.
Марион подтолкнула ногой несколько стружек в горящие угли, и сарай ярко осветился.
— Сейчас в Корове сидели двое, — просто сказала она.
Все сразу перестали есть.
— Двое? В Корове? — закричал вышедший из себя Габи. - Почему ты сразу не сказала?
— Я не хотела напрасно вас пугать, — ответила Марион. - И кроме того, лучше, чтобы они не знали, что мы их видели. Я не могла хорошенько их разглядеть. Мою свечку все время задувало, но все-таки я их видела. Они забились в уголок и сидели там съежившись.
Это сообщение всех напугало.
— Не стоит теперь ходить на фабрику прежней дорогой, — заявил Габи. - Как вы думаете: может быть, они выследили нас?…
— Если бы они были где-нибудь поблизости, они бы не стали ждать наступления темноты, чтобы посмотреть, куда мы идем, — сказал Фернан.
— Этим людям опасно показываться в наших краях, — заметил Жуан. - Они, вероятно, бродили где-то близко, но услышали наши голоса и с перепугу залезли в котел.
— Они там, конечно, и завтра вечером будут прятаться, — сказала Марион. - Но нас это не должно беспокоить. Мы идем полем, и это самая верная дорога. А если идти на Понсо, то никогда нельзя знать, кто еще вылезет из туннеля…
Берта и Мели, Крикэ и Бонбон слушали этот разговор с восхищением, полагая, что речь идет о какой-то новой игре в прятки. Старшим дело, конечно, представлялось более серьезным, но и они не сознавали, какой опасности все подвергались. Для них было важно одно — завлечь жуликов в ловушку, а Марион даже была уверена, что жулики уже сами потихонечку туда идут. О судьбе лошади никто ничего не знал. Но было очень мало шансов на то, что она еще когда-нибудь будет носиться на своих трех колесах вниз по улице Маленьких Бедняков. Поэтому компания решила взять за нее дорого — все равно с кого…
В переулке пришлось ждать долго: какие-то люди поднимались по дороге Черной Коровы, тихо переговариваясь. Время от времени они останавливались и потом опять шли, но медленно, более медленно, чем обыкновенные прохожие. Беспокоясь за своих друзей, Габи решил проводить их до улицы Сесиль.
Тоненькая фигурка Марион направилась в сторону Лювиньи Камбруз. Обычно девочка проходила здесь днем, навещая своих собак. Быстрыми шагами шла она вдоль грязных переулков, бесстрашно перелезала через заборы, заглядывала во дворы, обнесенные оградой. Легкий свист сквозь зубы улетал в темноту ночи, слегка заглушенный ветром, который носился между голыми деревьями.
В этот вечер собаки очень волновались в Лювиньи Камбруз, но их волнение ничуть не выливалось в тот злобный лай, которым они обычно встречают пробегающую кошку или воров, покушающихся на овощи в огороде. Женщины беспокойно выглядывали в окна.
— Собака ворчит, — говорили они. - Надо пойти посмотреть…
— Ничего, — отвечали мужчины, попыхивая трубками. - Это та маленькая собачница обходит улицу.
Марион дошла до красивых домов Нового квартала и закончила прогулку в Малом Лювиньи. Жуан услышал ее свист и тотчас вышел на крыльцо.
— Ты что здесь делаешь?
— Сам видишь, — ответила Марион, показывая свою промокшую куртку и забрызганные грязью ноги, — я заканчиваю обход и возвращаюсь домой…
— Ну, как они себя чувствуют? — спросил Жуан, думавший о собаках, как о людях.
— Они страшно волнуются, — сказала Марион со странной улыбкой. - Ручаюсь тебе, мы еще посмеемся.
— У кого ключ? — спросил Жуан.
— Сегодня у Зидора, — ответила Марион.
— Надеюсь, он его не забудет на газовом счетчике.
— Ну, что ты! Он с ним спит…
Суббота не очень-то приятный день для школьников: отцы с утра ничего не делают и только изучают программы кинотеатров, либо забирают удочки и уезжают ловить рыбу. А в это время в мрачном здании школы господин в очках допрашивает ребят, строго требуя, чтобы они сказали, кто похитил сабинянок или кто убил герцога де Гиза[5].
В это утро учитель господин Жюст заметил, что лица старших — Габи, Фернана и Задора — хранят сосредоточенное и упрямое выражение. Обычно это являлось признаком того, что ребята что-то задумали на вечер.
В классе для девочек учительница госпожа Жюст обратила внимание на отсутствие Марион, но не удивилась. Это случалось часто: девочка помогала больной матери или еще бог знает кому. В младшем классе учительница мадемуазель Берри внезапно разразилась громким смехом и поставила Бонбона на десять минут в угол за то, что он нацепил большой красный нос в виде земляной груши Нос был конфискован до конца занятий, но звонок, к счастью, не заставил себя долго ждать.
Никто из ребят не пошел из школы домой. Матери могли бы не выпустить их больше, так как с утра стояла собачья погода, а Габи хотел, чтобы вся компания была в сборе. Снег шел не особенно сильный, просто кружились хлопья, и ветер их разгонял. Уже темнело, и от холода синели голые коленки.
Марион поджидала ребят на углу улицы Маленьких Бедняков: она привела их к себе, и у нее они оставили сумки и выпили горячего шоколада. Малыш Бонбон опять нацепил картонный нос и грозно потрясал большим револьвером.
— Нечего тебе задаваться, — насмешливо сказал ему Зидор. - Ты смело мог бы оставить эту рухлядь дома.
— Убить он не может, — с сожалением согласился Бонбон, — но, когда я его сжимаю в руке, мне не так страшно.
Габи осмотрел запасы освещения: пять огарков и две коробки спичек. Всё поделили между собой старшие.
Покуда закутывали малышей, пришла мать Марион, госпожа Фабер. Она не слишком огорчилась, увидев, что в каких-нибудь пять минут пираты уничтожили у нее двухдневный запас хлеба. Марион сказала: