толщу земли, метнулась было назад к самоубийце, но Дима увлек ее дальше, глубже, в темень, в цементный дух, а бородатый мужик лежал у входа и орал в небо:

— Благодааать!

Уцелеют не все.

Глава 20

Пантюхин думал, что спрятался за бокалом сока, но его все видели. Сегодня на литературные посиделки собралось мало народа, все боялись зомби-вируса, поэтому каждый прочел вслух больше стихов, чем обычно, и единогласно поняли, что дальше будет перебор, поэтому решили играть в «крокодила» с уклоном в тему.

«Крокодил» это когда жестами, лицом показываешь, намекаешь загаданное. Пиит Ларин — не поэт, он называл себя пиит — встал, поклонился, засунул два пальца в рот и сделал вид, будто его вырвало.

— Жан-Поль Сартр, «Тошнота», — радостно и бодро сказала Нюра. Нююююра. Пантюхин посмотрел через бокал в другую сторону. Потом поправил длинную, в черном чехле басуху, прислоненную к стулу. Он должен был ехать еще на репетиционную базу на Рыбальский. Самолично переделанный «Урал» сегодня попутешествует с одного острова на другой. Чтобы не стать очередной жертвой пантомимы, Пантюхин предупредил события:

— Даже эстеты ходят в туалеты.

И покинул зальчик, ибо в кафе «Волнистый попугай» своего нужника нет, надо идти на улицу, в платный биотуалет, синий и обстоятельный, своего рода мини-бункер. Пантюхин, видя его, всегда знал, где будет пересиживать зомби-апокалипсис.

«Волнистый попугай» это последний бастион культуры среди гендэлыков, шашлычных и разных павильонов большого острова Гидропарка. Между обоими берегами Киева от самого устья Десны тянутся огромные острова, целые материки — Муромец, ниже его по течению и смежный перешейком — Труханов, и наконец отделенный от последнего проливом Гидропарк. Гидропарк соединен с левым и правым Киевом мостами, на Гидропарке есть станция метро, пляжи, плавучие рестораны, рестораны наземные, кафе, теннисные корты, веломагазины и даже церковь.

Окуриваемый двумя шашлычными «Волнистый попугай» лучами поэзии рассеивал их дымчатый мрак и туда, как мотыльки на свет, слетались по субботам барды и поэты. Сегодня они слетелись днем, ибо вечером — кто ведает, что будет вечером? Вечером могут ввести комендантский час. На самом деле всё проще — поэтесса Аварина уезжала вечером в Харьков, а без нее всё на посиделках как-то не клеилось, вот и собрались днем.

Пантюхин бросил монету в прорезь, отворил туалет и закрыл за собой на щеколду дверь. Солнце проникало чрез светопропускающий полимерный потолок. Пантюхин отметил сервис — рулон бумаги.

— Ну и длинная, шестьдесят пять метров! — развеселился он.

В бок туалета сильно ударили.

— Э! — крикнул Пантюхин и резво застегнул ширинку. Снова.

— Э! Что, делать нечего?

На улице забегали люди, крича непонятное:

— Вот там! Вот там!

— Назад!

И заорал человек, будто резали его.

— Боже мой, — Пантюхин уперся руками о стену и прислушивался. По его лбу от мокрых волос стекал пот. Топот и голоса удалялись, кажется, пространство вокруг туалета пустело. «Как я отсюда выберусь?» — пронзила мысль виски. Он достал из штанов телефон, включил бесшумный режим, потом попробовал позвонить матери. Линия перегружена. Отцу. То же самое. Шепотом выругался.

И такая снизошла тишина, что Пантюхин боялся, как биение сердца его выдаст тайну. Он простоял с десяток минут, пытаясь выйти с мобилы в интернет. Потом выбрал из телефонной книжки Катю Аварину. Тупо глядел на дисплей и не поверил, когда замигали цифры счетчика длительности разговора. Сразу поднес телефон к уху:

— Катя? Ты меня слышишь?

— Да. Ты где?

— В бункере. В туалете.

— Мы в кафе. Закрыли дверь, решетки на окнах.

— Я переберусь к вам.

— Подожди, надо спросить.

— Погоди-погоди. Что рядом со мной? Из окна там виден мой домик. У меня же нет обзора.

— Сейчас я посмотрю. Секунду. Еще. Сейчас. Прямо под дверью в твой туалет лежит тело, а ближе к гендэлыку еще одно, женщина какая-то, я плохо вижу, вообще ты нашел конечно кого спросить.

— Вы все там в кафе?

— Да, никто не выходил, кроме тебя.

— Я хочу к вам, вы сможете меня впустить?

— Нам надо будет разбаррикадировать дверь, мы тут под нее барахла разного натаскали. Я сейчас поговорю со всеми и тебе перезвоню. Надо будет разобрать барахло, освободить дверь, тогда мы дадим тебе команду.

— А вообще вокруг еще есть кто? Что случилось?

— Конец света, со всеми вытекающими из этого последствиями.

— Понял. Но погоди, а как я отсюда вылезу? Ты же говоришь что труп у двери. Надо чтоб кто-то из вас вышел и оттащил его.

— Подожди, сейчас я перезвоню.

Зажав телефон в руке, Пантюхин снова стоял, упершись в стену и молча кричал, подняв голову, раскрыв рот.

Всё разрушилось в несколько секунд. Не будет больше литературных посиделок, не нужно ходить на работу, деньги потеряли всякий вес и теперь туалетная бумага — ну и длинная, шестьдесят пять метров — имеет куда большую практическую ценность. Исчезнет электричество, холодная и горячая вода в кранах. Навсегда сотрутся с лиц улыбки. Увеличатся расстояния — ты никогда не сядешь больше в маршрутку и будешь с топором в руке пробиваться в другой район через мёртвый город. Поэзия жизни покинет тебя и ты наполнишься поэзией тлена — и отравишься ею.

Пантюхин безмолвно кричал, по щекам лились слёзы.

Глава 21

Велокостюм на Ире почти сразу высох, а вот в кроссовках квацала вода, и верно так будет до самой ее смерти, потому что она не дойдет, не дойдет. Степь сменялась рощей, роща снова полем. Ира решила держаться дальше от грунтовки, на которую выбралась с берега, ведь Игорь на велике явно не будет катить по бездорожью.

Шлем она сняла — до того, как дурочка, даже плыла в шлеме — и спрятала в рюкзак, теперь и он пригодился. Одной рукой держалась за шею, приложив к ране лопух. Искала лист подорожника, а нашла лопух. Может и он исцеляет, кто знает? Кровь во всяком случае остановилась, успев порядочно залить плечо, и теперь велокостюм на плече прилипал к коже.

На густотравном, но пожухлом от жары лугу, около кустов она присела — так ее не видно — вынула мертвый мобильник и вытащила из него аккумулятор.

— Во избежание дальнейшего замыкания! — сказала солнышку. И солнышко ей ответило:

— Следуй на юг.

— Следую.

Ира поднялась и поплелась дальше. Потом путь ей преградил канал вроде того, что она переплыла. Между водой и полем росли деревья и шла наезженная великами грунтовка. Посмотрев по сторонам — никого — Ира пробралась к воде, сняла футболку велокостюма, выстирала ее от крови, и смыла кровь с плеча. Промыть