Я выбрала первый вариант.

– Затем что? – спрашивает вторая тетя.

Она может сказать это снова. Мы сидим так некоторое время молча, каждая из нас глубоко в раздумьях. К сведению, я все еще зациклена на мысли «ПОЧЕМУ ОНИ ТАК СПОКОЙНЫ, ЧТО ПРОИСХОДИТ? Я УБИЛА ЧЕЛОВЕКА».

Старшая тетя со вздохом снимает очки для чтения.

– Хорошо. Где сейчас Джейк?

– В багажнике моей машины, – говорю я, снова морщась от того, как безумно это звучит.

Она кивает.

– Тебя никто не видел, верно?

– Да, но как знать? Вокруг никого не было. Это была тихая улица, и, я думаю, он выбрал ее, потому что… ну, знаете, он хотел… ну, вы понимаете.

Мои тети и ма начинают материться на всех возможных языках: варианты слова на «х» разлетаются по кухне на разных диалектах китайского и индонезийского.

– Скажу я тебе, – шипит ма, – хорошо, что он умер, так как иначе я бы его сама прибила.

Хотя четвертая тетя и кивает в знак согласия, эти слова снова вызывают во мне слезы. Тот факт, что они не сомневаются в моей правоте, успокаивает меня, словно крепкие объятия, в которых я хочу раствориться, рыдать и позволить им обо всем позаботиться.

– Итак, мы избавимся от тела, – говорит старшая тетя со своим обычным авторитетом.

– Погоди, – встревает четвертая тетя, – почему мы должны это делать? Почему бы просто не обратиться в полицию? Я имею в виду, это звучит как довольно явный случай самозащиты.

Ма хмурится на нее.

– Да, мы знаем, что это самозащита, но полиция об этом не знает. Если они увидят, что у нас труп в багажнике, они наверняка скажут: «Боже мой, вы его убили!»

Четвертая тетя смотрит на нее в ответ и уже открывает рот, чтобы сказать что-то, но останавливается, поворачивается ко мне и спрашивает:

– Зачем ты положила тело в багажник?

Несмотря на то, что четвертая тетя самая молодая из всех, она все же внушает трепет. Все женщины в моей семье такие. Кроме меня, наверное.

Я вздрагиваю под ее взглядом, и мой голос звучит неуверенно:

– Эм. Я испугалась. Не хотела ждать еще хоть секунду, пока кто-нибудь появится, мой телефон разрядился, и я не хотела ехать обратно с ним рядом. Оглядываясь назад, я понимаю, что сделала наихудший выбор, который могла.

– Нет, худший выбор – это оставить его там, на обочине, – говорит вторая тетя.

– О-о-о, да, это еще хуже, – соглашается ма, благодарно кивая ей, прежде чем бросить на четвертую тетю еще один грозный взгляд. Четвертая тетя ее игнорирует.

– Конечно, если мы пойдем в полицию и все объясним, они поймут, что Мэдди не убийца. Посмотрите на нее!

Я вдруг снова становлюсь объектом четырех пар проницательных глаз.

Я изо всех сил стараюсь не съежиться от такого внимания. Старшая тетя обменивается взглядом с ма. Хотя вопрос не звучит, я знаю, о чем она спрашивает маму: «Это твоя дочь, что ты хочешь сделать?»

Ма выпрямляется.

– Мы не пойдем в полицию. Нет, я не доверяю им. Мы не знаем, что они скажут. Они могут сказать, что она вспорола тело…

– Испортила тело, ты имеешь в виду, – поправляет четвертая тетя.

Ма бросает на нее взгляд, полный яда.

– Они могут сказать, что она блокирует правосудие.

– Препятствует правосудию, – снова поправляет четвертая тетя.

– Предельно ясно, что я имею в виду! – огрызается ма. – Мы знаем, что твой английский очень хороший, не нужно выпендриваться, ладно?

Четвертая тетя вскидывает руки вверх.

– Я просто помогаю!

Старшая тетя ловит ее взгляд и слегка качает головой, и тут же четвертая тетя опускает руки с сердитым вздохом.

– Делай, что хочешь, – бормочет она.

У меня под кожей как будто вспыхивает огонь, и щеки становятся ярко-красными.

Мои мама и тетя ругаются из-за меня. То есть, ладно, ма никогда не ладила с четвертой тетей, и они ссорились при каждом удобном случае, но все равно, отстойно быть причиной их ссоры сейчас.

Старшая тетя кивает:

– Ладно, никакой полиции. Пойдемте, посмотрим на тело.

8

Выпускной год, четыре года назад

– И они говорят, что хотят двенадцать башен из лилий! – Ма практически кричит на меня по телефону.

– Вау, это потрясающе, ма, – говорю я, убавляя громкость на своем телефоне до минимума. Я не могу увидеть ее лицо, потому что, как обычно, камера направлена слишком высоко, поэтому видно только ее лоб и челку.

– Да, все идет так хорошо, Мэдди. Когда ты закончишь колледж и вернешься домой, все пойдет еще лучше, особенно когда у нас будут фотографии всего, что мы сделали.

Мне даже не нужно заставлять себя улыбаться. Семейный бизнес без меня был на удивление успешным. Должна признать, что мама и тети превзошли мои ожидания, хотя вначале я относилась к этой идее с некоторым сомнением.

Я помогаю и тут, и там, когда приезжаю домой, делая бесчисленное множество фотографий цветочных композиций ма и тортов старшей тети. Я даже сделала для них вебсайт. Он выглядит не так уж плохо, но я стремлюсь к тому, чтобы уделять этому больше времени, все упорядочить и сделать ярким и блестящим. Как бы странно это ни звучало, но я действительно планирую присоединиться к семейному бизнесу после выпуска. Кто бы мог подумать?

В мою дверь стучат, и секундой позже Нейтан заглядывает внутрь. Я быстро говорю ма, что мне нужно идти, и прерываю звонок. Я все еще не рассказала ей о Нейтане. Подумала, что выпуск уже очень скоро, и, как только мы получим дипломы, я обязательно расскажу им о Нейтане, потому что он будет постоянно приходить к нам домой. Если они будут вечно суетиться вокруг него, я его потеряю. Так что пока я выбираю быть эгоисткой. Оставить его лишь для себя. Только на время. У нас еще достаточно времени, чтобы отдать его им на растерзание. По крайней мере, с приближением выпускного Нейтан перестал спрашивать, когда я познакомлю его с моей семьей. Он знает, что осталось недолго, так что проявляет терпение.

– У меня есть новости, – говорит Нейтан с ямочками на щеках, когда входит.

– О? – Три года вместе, а от его вида у меня до сих пор перехватывает дыхание. Может быть, у меня астма. Я не должна задыхаться рядом с ним, ведь мы так давно знакомы. Но, если серьезно, это все его дурацкие ямочки. Они должны быть объявлены вне закона.

– Никакого озабоченного лица, – ругается он, ухмыляясь. – Пока нет, во всяком случае. – Он берет обе мои