Следующий вызов был мною послан респектабельнейшему господину, тоже главе крупной фирмы, перепродающей хрен знает что. Офис в центре города, кичливо вылизанный квадрат асфальта перед входом, штат строго приодетых служащих – все по высшему разряду. Он был постарше первого, где-то от сорока до пятидесяти, вальяжный, грузный и тоже, понятное дело, оказался членом Бретклуба, ведь иначе высший разряд был бы неполон. Так вот, примерно год после открытия фирмы он исправно платил своим служащим зарплату, а потом вдруг прекратил. Но, однако ж, успокоил всех тем, что «трудности временные» – всего чуть-чуть надо потерпеть, и денежки прямо рекой потекут к ним. Люди поверили и продолжали работать, как водится, бесплатно, а он взял да смылся! Со всеми деньгами, акциями, ну, в общем, со всем, с чем обычно смываются, после чего его заместитель пошел под суд, остальные – на улицу. Совершенно случайно кто-то из них вышел на наших людей, и я принял этот заказ. Впрочем, нашли мы негодяя только через год, в одной деревушке, розового и тепленького. Сидит в старой развалюхе, в одних трусах – только что из баньки, – водочку хлебает, цыпленком закусывает – и, что подкупает, совсем один. Видно, охрана заплутала в лесу за грибами – дух вокруг стоял такой!

Медлить мы не стали. В заповедный край прибыли в полном вооружении – не везти же его, в самом деле, в столицу! И тут же, за банькой, под стеною сурово молчащих дерев, нашли площадку, протрезвевшему ему вручили вызов, и началось! «Да это же ошибка! Обознались! При чем здесь я!» Но в какой-то момент он вдруг обмяк, понял, что отпираться бесполезно, и сказал, что в принципе готов дать удовлетворение.

– Есть масса способов, господа, я же предложу вам лучший. – Он вдруг проворно метнулся к какому-то кусту, достал из-под него железный чемодан и эффектно щелкнул замком. – Гляди! – обратился он ко мне и вывалил кучу зеленых. – Здесь тебе и твоей братве хватит на всю жизнь. А теперь будем пить мировую…

– Ты смеешь предлагать мне деньги!

– Но это же вернейший способ получить удовлетворение – уж я-то знаю.

– Ты омерзителен и глуп. Я жду. – Я стоял уже со шпагой в руке, рядом секунданты.

– Но, послушай, друг…

– Какой я тебе друг! Я враг – ты что, не понял?

– Да понял, понял. Но не могу я драться, – вдруг захныкал он. – У меня низкий гемоглобин, высокое давление, а кровь уже не бежит, а еле плетется по забитым всякой дрянью жилам…

– И за все это ты готов так дорого платить?

– Был готов, – уточнил он и, старательно запихнув в чемодан кучу зеленых, взял его под мышку. – Хочешь драться, будем драться. – И вдруг рванул к двери, но секунданты схватили его, вложили ему шпагу в руку и поставили супротив меня.

– Да нет, так не годится, – недовольно заворчал он и, аккуратно положив шпагу на пол, направился в избушку.

Спустя несколько минут вылез – не узнать! В шикарном костюме, в галстуке, и вот в таком виде попытался сесть в стойку. В общем, можно было бы обхохотаться, кабы не такие серьезные дела. Он с ходу попер на меня, глупо, размашисто махая шпагой, как дубиной. И мне понадобилась лишь одна простая атака, чтобы успокоить его… И так опять стало тоскливо, когда он осел, в аккурат прислонившись к какому-то пеньку. Он сидел, большой, грузный, в этом своем костюме, точно утомившись на загородной вечеринке. Но ранка была, разумеется, незначительна. И лишь выпавшая из руки шпага да юркая змейка крови, показавшаяся в проеме порванной рубашки, говорили о том… Собственно, о чем могут говорить шпага и пущенная ею кровь? О тщете сущего, земного? О немыслимой краткости жизни и любви?.. Он, конечно, скоро очухается, но урок не забудет – факт!.. Но я что-то устал. Мне теперь нужно немного отдохнуть, прежде… Прежде чем вызову к жизни Шакала!

Сколько я отдыхал? Час? Два? Какая, в сущности, разница? Не стоит рыскать в поисках утраченного времени с маниакально-прустовским упорством и упоением, ведь обжитое время, как и обжитое пространство, никогда не утрачивается, а маячит где-то за углом. И все твои химеры и шакалы вечно стерегут тебя. Или так – пространство, время и химеры закачаны в тебя, как в компьютер, и при необходимости (или без) ты можешь кликнуть их. А можешь и не кликать, а только подумать, и они тут как тут. Вот выскочило вдруг «журналистское дело». Помню, стареющая поп-звезда обратилась к нам с просьбой отстоять ее честь. Обидчик – обозреватель желтой газетенки – так потрепал ее в воскресном «Звездопаде», что она буквально слегла, и врачи опасались за ее жизнь. Что прикажете делать? Вкус и репертуар пострадавшей в самом деле оставляли желать лучшего. Но, господа! Пинать пожилую диву – мыслимо ли это?! И кстати, она была уже не первой жертвой этого лихого пера. Короче, против обозревателя вышел Левушка. До поступления в наш дуэльный корпус он работал спецкором в одной из центральных газет и хорошо знал журналистскую стряпню. Собственно, это знание и привело его к нам. А тот, хоть и не держал никогда шпаги, от дуэли не уклонился и в назначенный срок попытался принять исходную позицию. Однако при первых же атакующих шагах Левушки воспользовался простейшим способом покинуть дуэль – упал в обморок. Притом не притворно, а по-настоящему. Посовещавшись, мы сочли возможным сие его состояние приравнять к «первой крови» и, как только он пришел в себя, как и прочих «оскорбителей», переправили его в дальние края. Естественно, без права на возвращение. В противном случае он снова получил бы вызов. Больше его пасквили на страницах нашей печати не появлялись. Зато дошел слух, будто вкалывает он где-то на судовых верфях…

А теперь я кликну Шакала. Он сгубил лучшего моего друга, мою опору – Петра, который, кажется, единственный из богачей сумел освоить фехтование. Мужик солидный, осанистый, сорока с лишним лет, он держал в Москве сеть ресторанов, но при том имел душу грустную, совестливую. Он был откровенно не техничен, хотя я давал ему уроки фехтования почти каждый день. Зато обладал зверским чувством боя. Три поединка уже было на его счету, но не уберег я его от поражения.

Получили мы информацию, причем из разных источников, о местонахождении Шакала. Был он лют и хитер, и я хотел сам с ним разобраться. Но Петр сказал, что это его дело – Шакал его не то кинул, не то заказал, – и я уступил. Тем более что Шакал вряд ли умел фехтовать – в тюрьме этому не учат, а он в основном ошивался по тюрьмам, не считая редких, коротких выходов «в свет». В тот год он как раз был выпущен по амнистии и, едва вышел, успел натворить немало дел. Кто читал газеты того времени, наверняка помнит, сколько шуму наделало ограбление «Симбанка» и нападение на генерального директора «Париотеля». Виновников, как водится, не нашли. Но ребята мне доложили – Шакал, его рук дело.

…И вот дуэль. В тот день я сам дрался в Санкт-Петербурге, но мне было известно, что у Петра все до мельчайших деталей проработано – вызов, секунданты, место дуэли. Накануне, как обычно, прочесали все окрест, разметили дистанцию. Наутро съехались. Шакал с двумя уголовными рожами и Петр с Вовчиком и Серегой. Только бросили жребий, кому где стоять, как Шакал прогавкал, что желает извиниться.

– Перед кем это? – спросил Петр.