он нам не позвонит, но он позвонил и поговорил с матерью. Мать подтвердила мои слова, но директор всё равно захотел поговорить с моим отцом. Мать сказала, что не хочет, чтобы её мужа беспокоили из-за такой ерунды, хотя на самом деле не желала дать отцу дополнительные аргументы против того, чтобы тётю Эмма оставили у нас дома. Настоящую причину болезни тёти Эммы я узнал через несколько лет — она проходила курс детоксикации, то есть «слезала» с наркотика, и все симптомы были следствием «ломки». «Она должна лежать в больнице», — неоднократно повторял отец, которому вся эта история крайне не нравилась.

В итоге директор поговорил с отцом по телефону. Тем вечером папа сказал: «Ну вот зачем тебе всё это? Ты умудрился мелочь превратить в гигантскую проблему».

«Что на тебя нашло? — воскликнула мать, раздосадованная моим поведением ещё пуще из-за того, что теперь и отец узнал об этой истории. — Такого ни за что не надо было делать!»

Мне казалось, что отец был в чём-то даже доволен произошедшим с тётей, и я не мог понять, почему. «Дело — дрянь, — сказал он мрачно матери. — Ты сама прекрасно видишь». Но она не замечала, хотела помочь своей сестре, которой к тому же становилось лучше. Тётя Эмма прожила у нас всю зиму, постепенно набрала вес и смогла передвигаться без посторонней помощи. Но даже в то время она выкуривала три плоские жестяные коробочки Lucky Strike в день[21]. Вместо того, чтобы мне врать, родители должны были сказать правду — она была морфинисткой, и тогда бы я не сделал того, что сделал. Если бы мне предложили снова прожить своё детство, но на собственных условиях, я бы сказал, что меня устраивает, что именно тогда произошло и в каком порядке, и я бы был готов пережить эти события снова, если бы родители совершенно чётко дали понять, что они мне доверяют.

Глава IV

До сих пор тётя Мэри не входила в моё повествование. Эта серьёзная и милая женщина жила в большом доме и называла папу, мать и меня «ягнятки мои». Невозможно рассказать о тёте. не упомянув Золотой зал — старый дом, в котором она жила. Стоящий высоко на холме дом построил её дед Фокс Холден. С раннего детства я обожал бродить по разным этажам и комнатам с высокими потолками, пока не оказывался в таинственном, похожем на башню пространстве, где стоял душный запах пыли. Вдоль стен комнаты стояли диваны, а окна закрывали тяжёлые двойные портьеры. Место называлось Комнатой для медитаций. Здесь каждое утро тётя Мэри с подругами проводила час, погрузившись в себя. В доме постоянно гостил кто-нибудь из её друзей и подруг, чаще всего несколько человек, а не один. Подруги были сильно привязаны к тёте Мэри, и часто начинали «чувствовать себя потерянными», когда её не было рядом.

Духовный мир тёти Мэри представлял собой смесь индийского мистицизма, гипнотизма и прагматизма. Во время медитации она иногда жгла кубики-благовония ЕПБ. На этих благовониях были выдавлены инициалы ЕПБ, т. е. создательницы теософии Елены Петровны Блаватской. Тётя Мэри была знакома с Блаватской, фотография которой в массивной серебряной рамке стояла у тёти на столе в библиотеке. Дым благовоний, по словам тёти, был способен вводить в состояние транса всех, кто концентрирует своё внимание на одной определённой идее и держится при этом друг с другом за руки. Кроме этого, тётя практиковала некую форму тантризма, утверждая, что повторение определённых слов является полезным для души.

Доктор Холден хотел, чтобы дом стал центром общения с духами в западной части штата Нью-Йорк. Как только дом был построен, в нём по ночам начали проводить сеансы. В комнатах слышались постукивания и поскрипывания. Однажды в одной из кладовок на третьем этаже я нашёл кипу тетрадей, в которых содержались дословные записи спиритических сеансов. Судя по всему, одним из самых доступных духов оказался дух губернатора Де Витта Клинтона, которого регулярно вызывали и расспрашивали о прокладке и управлении каналом Эри. Другим часто появлявшимся духом была некая старая миссис Гернси, у которой было своё мнение по самым разным вопросам. Её ответы, как мне показалось, удовлетворяли спиритуалистов.

После смерти доктора Холдена мода на спиритуализм прошла, и обитатели дома увлеклись трансцендентализмом. Кристина Холден, мать тёти Мэри, сделала смелую, но тщетную попытку заинтересовать разных религиозных мыслителей в созданном ей трансцендентальном центре. (У меня есть письмо от Уильяма Джеймса[22], в котором тот отказывается принять участие в работе центра, но не по каким-либо принципиально философским причинам, а из-за того, что по его опыту в подобных центрах ведётся много разговоров, имеющих мало практического смысла.)

Тётя Мэри была замужем, но её муж и дочь уже давно умерли, и она одна осталась в огромном доме, иногда даже без проживающей с ней служанки. Зимы она проводила во Флориде, обдумывая темы и предметы для летних сессий медитации. Когда мне было четырнадцать лет, она пригласила меня и мою двоюродную сестру Элизабет, которой было семнадцать, провести несколько недель в Золотом зале. Я был очень рад приглашению, потому что мне нравился дом и спокойная жизнь, которая в нём протекала, и потому, что был очень расположен к Элизабет. Она была взрослой и воспринимала меня как серьёзного и взрослого человека.

Я пробыл в Золотом зале самую малость, когда заметил, что тётя Мэри часто смотрит на меня, и на лице её смесь испуга и удивления. Сперва я подумал о том, что она каким-то образом прослышала об истории с ампулами из-под морфия, но потом решил, что это маловероятно, и начал считать, что её поведение объясняется эксцентричностью характера, которая может появиться с возрастом. Поэтому я совершенно не удивился тому что однажды после ужина тётя Мэри сказала: «Ты устал. Ложись спать, а мы с Элизабет поболтаем в библиотеке».

Я лёг в кровать, но через полчаса встал и приоткрыл дверь спальни, чтобы услышать хотя бы обрывки их разговора в библиотеке. В доме было тихо, лишь слышались приглушенные, доносившиеся из библиотеки голоса. Неожиданно тётя Мэри открыла дверь библиотеки, и я явственно услышал её голос, как бы подводящий итог сказанного ей ранее: «Так что единственное, что я могу сказать, это то, что, как мне кажется, у Пола наблюдаются все признаки мальчика, который идёт скользкой дорожкой, по наклонной».

Я быстро закрыл дверь спальни и снова лёг в кровать. Я очень рассердился на то, что они обсуждали