Я сказала, что можно.

— Чего ты хочешь, Лиза? Я, кстати, в курсе, что мама умерла. Мне очень жаль… Я помню о ней только хорошее.

— Спасибо… — растроганно произнесла я. — Вы могли бы мне кое-чем очень помочь. Сразу предупреждаю — просьба у меня странная и несколько необычная, хотя… Словом, как посмотреть…

— Вот что… — решительно произнесла моя собеседница. — Приезжай ко мне, и поговорим. Я на пенсии, одна, и мне скучно. Приезжай… В конце концов ты мне почти как дочь — ведь когда-то мы очень дружили с твоей мамой, пока… Ну, это неважно. Так приедешь?

— Да.

Я приехала к ней через два дня, когда Саша снова вечером работал в своем клубе.

— Девочка моя! — воскликнула Алиса, стоя на пороге, и радостно меня расцеловала. — Как ты выросла! В последний раз я видела тебя, когда тебе было лет десять-двенадцать!

Я помнила подругу мамы именно такой — похожей на древнерусскую красавицу, иконописно утонченной. Широкая длинная юбка в стиле фольк, длинные прямые волосы, зачесанные назад, ряды красных бус вокруг тонкой шеи, длиннейший мундштук в тонких длинных пальцах… Но, конечно, Алиса постарела — в волосах запуталась седина, а тонкие пальцы предательски дрожали.

Она провела меня в просторную комнату, всю заставленную полочками с сувенирами, и приготовила чай на специальном низеньком столике — по китайскому методу, со множеством крошечных глиняных горшочков, переливая жидкость из одного в другой. А я пока рассказывала о себе — как живу, чем занимаюсь…

Узнав о том, что я преподаю русскую литературу начала двадцатого века, Алиса всплеснула руками.

— Боже мой, как это стильно! — воскликнула она. — Декаданс, Серебряный век… Обожаю! А что за дело у тебя ко мне? Признаюсь, меня уже мучает любопытство…

— Я ищу своего отца, — прямо ответила я. — К сожалению, выяснилось, что тот, чью фамилию я ношу, моим отцом не является.

— Боже, как пронзительно… — зачарованно вздохнула Алиса, вставляя в мундштук очередную сигарету. — Но зачем ты его ищешь? Хотя, прости, я понимаю: прошлое не дает тебе покоя, тайна должна быть раскрыта. Спустя тридцать лет дочь начинает искать своего истинного родителя…

— Так вы знаете? — ахнула я.

— Знаю, — энергично воскликнула Алиса, стряхнув на меня пепел. — Конечно, тот мерзкий грубиян, Синицын, не отец тебе.

— А кто? — шепотом спросила я.

— Кто? — Руки у нее затряслись еще сильнее. — О, Лизок, я чувствую необычайное волнение — на мне такая ответственность, такая ответственность…

— Почему? — похолодела я. — Вы обещали молчать? Но кому — маме или кому-то еще? В любом случае клятва теряет свою силу после стольких лет…

— Нет, я не о том, — вздохнула Алиса, и ряды красных бус задрожали на ее узкой груди. — Разве ты не изучила достаточно хорошо характер своей мамы? Она не требовала никаких клятв, потому что не верила в них. А свои тайны она держала при себе.

— Так вы не знаете… — разочарованно пробормотала я.

— Я знаю только то, что ее бывший муж не был твоим отцом, — стала торопливо объяснять Алиса, видя мое разочарование. — Да это все знали! Твоя мама его просто ненавидела и хотела сделать ему больно. Но погоди расстраиваться, Лизок, сейчас мы вычислим твоего отца логическим путем.

Я хотела засмеяться, но у меня не получилось.

— Вы думаете…

— Я уверена! — воскликнула она, закуривая следующую сигарету. — Вот погоди… После того как твоя мать рассталась с этим нахалом Синицыным, она сразу же познакомилась с одним молодым художником… У него еще был друг, который рисовал дивные подмосковные пейзажи… — Алиса зажмурилась, словно силой заставляла себя погрузиться в прошлое. — Да-да! Я все точно помню… Мне очень понравился тот молодой человек, ведь именно поэтому я тоже занялась живописью… Правда, скоро бросила — терпения не хватило. Хотя это было так стильно…

— И что же мама? — взволнованно перебила ее я.

— Так вот — было два друга-художника, и с одним из них у твоей мамы закрутился очень серьезный роман. Сейчас попытаюсь сопоставить даты… — Алиса опять зажмурилась, а потом внезапно вытаращила глаза. — Боже мой, то был точно он, твой отец! Меньше чем через год родилась ты.

— Вы помните его имя? — с надеждой спросила я.

— Да! У меня и адрес его где-то должен быть! Все дело в том, что мне очень нравился его друг — тот самый молодой человек, который рисовал пейзажи, и я, честно говоря, на кое-что надеялась… Но не получилось. Да! Ничего не получилось…

Она полезла в шкаф и достала оттуда тетрадь.

— Вот его адрес.

— Кого? — испуганно спросила я. — Того, кто вам нравился?

— Да нет же, его друга, с которым у твоей мамы был роман. Твоего отца. Голову даю на отсечение — именно он и был твоим отцом.

История была более чем правдоподобная при всей ее запутанности и наличии еще нескольких посторонних лиц, но тем больше она вызывала доверия. Надо же, я добилась от Алисы толку, несмотря на всю ее любовь к стилизации.

— О, дайте мне скорее…

— Вот — Брусникин Гена и телефон… У него еще мастерская была в самом центре!

«Выходит, на самом деле я Елизавета Геннадьевна Брусникина, — зачарованно подумала я. — Господи, неисповедимы пути твои… Может быть, мой отец даже не знает о моем существовании! Обрадуется ли он мне, когда я найду его? Надеюсь, что да. Ведь мне ничего от него не нужно…»

— Почему они расстались? — спросила я Алису, заканчивая разговор.

— Кто? Гена и твоя мама? Поссорились. Она на него обиделась.

…Открыли мне сразу, без всяких вопросов. В освещенном проеме передо мной возник немолодой мужчина с короткой седой бородкой и равнодушными усталыми глазами. Сердце мое дрогнуло.

— Вы — Брусникин? — спросила я.

— Он самый. Проходите. Здесь гардеробная, можете скинуть плащик. И зонтик тоже здесь можно оставить…

«Интересно, есть ли у него семья? Вдруг нынешней его жене не понравится мой визит?»

Хозяин ни о чем не спрашивал меня. Словно давно ждал. Или предчувствовал…

— Вот сюда, здесь у меня мастерская.

После гардеробной я оказалась в большой зале, хорошо освещенной. У стен стояли картины.

— Ходите, смотрите… Словом, выбирайте, какой стиль вам нравится.

«Опять стиль! — с ужасом подумала я. — С ума, что ли, все посходили!»

— А… — растерянно произнесла я.

— Цена от манеры исполнения никак не зависит, — быстро произнес Брусникин, словно упреждая мои вопросы. — Акварель или масло — тоже значения не имеет. В любом случае — триста долларов.

— Э…

— Ах, вы про размер? Ну, тут очень просто — чем больше, тем дороже.