Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы совсем не никчемный — у вас замечательная работа, Геннадий, вы художник…
— Рисовать портреты всяких надутых идиотов на заказ, не замечать у старух морщин, а мужчинам выписывать чрезмерно развитые челюсти…
— Лучше скажите, что за друг? — перебила его я.
— Какой друг?
— Вы сказали, что у вас был друг, к которому вы ревновали мою маму. Не исключено, что именно он и есть мой отец.
— А, Жора… Его звали Жорой. Георгием. Говорю в прошедшем времени, потому как не знаю, где он сейчас и что с ним. Сто лет не виделись. Но был он тот еще Казанова… Дочка у него росла от первого брака, и с подругой твоей матери он шуры-муры крутил…
— С Алисой?
— Да, кажется, именно так звали ту особу.
— Дайте мне его координаты, — сухо попросила я.
— Что, и его на вшивость проверить хочешь? Ладно, дам тебе один старый адресок. Правда, не знаю, там ли он до сих пор обретается…
Я собралась уходить, и Брусникин пошел меня провожать. Он мне по-человечески понравился, и, честно говоря, я бы обрадовалась, если бы он оказался моим отцом.
— Знаешь что, Лиза… — сказал он мне на прощание, когда мы стояли у метро. Дождь уже кончился, и черный мокрый асфальт отражал свет от машин и рекламных огней, отчего казался разрисованным яркими пятнами, — ты заходи ко мне. Нет, правда — я портрет твой нарисую. Бесплатно! Я ведь совсем один, а ты… ты мне вроде как дочка!
— Сумасшедшая… — вздохнула Аглая, выслушав мой рассказ о второй попытке разыскать отца, и поправила на носу очки. — Я тебе говорила — никакого толку от твоей ностальгии не будет. И тот не отец, и другой не отец…
— Наверное, ты права, — вздохнула я. — Я брошу поиски. А то чем дальше, тем хуже — все почем зря ругают мою бедную покойную мамочку. Ты не представляешь, я такого про нее наслушалась…
— Вот-вот! Меньше знаешь, лучше спишь!
Мы стояли у окна в дальнем конце институтского коридора.
Мимо энергичной пружинящей походкой проходил Викентий.
Заметив нас, он подошел, положил руки нам на плечи.
— Ну, что делаем, девушки? Бездельничаем?
— Природой любуемся, Викентий Петрович, — примерным голосом произнесла Аглая. — Почти зима… У нас «окно» сейчас.
— У них «окно», и они смотрят в окно… — промурлыкал Викентий.
Аглая деликатно прыснула.
— Да, вот что я хотел спросить… — встрепенулся Викентий. — А будет ли на вас, моя дорогая, настоящий свадебный наряд? А то нынче, я слышал, такие вещи не в моде…
— Почему же, Викентий Петрович! — возразила я. — Обязательно будет! Как же без него…
— И когда же сие торжественное мероприятие — позвольте уточнить?
— В конце января.
— Ну да, в конце января… Что ж, это замечательно. Но про работу забывать тоже не стоит, — продолжил Викентий. — Как, Елизавета Аркадьевна, ваш научный труд поживает? Двигается дело?
— Еще как двигается! — ответила я.
Рукопись:
«— Нет-нет, что ты… Это теперь будет наша тайна! — с энтузиазмом воскликнула Дуся.
«Какое же она все-таки еще дитя… — с умилением подумал он. — Она играет в любовь, точно в игру, и тайна приводит ее в восторг!»
К вечеру неожиданно приехал Кирилл Романович. Дуся висела на нем, будто обезьянка, и решительно не желала отходить от отца. Она болтала с ним, смеялась и шептала что-то на ухо… Несколько раз Андрей обмирал от ужаса: ему казалось, она готова открыть их тайну.
На ужин, как всегда, собралось очень много народу — соседи и вся родня, старенький Антон Антонович; явился и Карасев, который картинно курил гаванскую сигару, своим видом напоминавшую дирижабль… Мария Ивановна выглядела очень оживленной, она тоже обрадовалась приезду мужа.
— Все-таки в провинции публика лучше, — сказал Кирилл Романович, приступая к ужину. — Как нас две недели назад принимали в Нижнем!
— Чему ты удивляешься, Кир? — мягко улыбнулась ему Мария Ивановна. — Для них столичные гости что-то вроде небожителей…
— Театр скоро умрет, — важно заметил Карасев, который стоял на ступенях веранды, не желая мешать своим дымом присутствующим. — Ты, Кирилл, занимаешься абсолютно неблагодарным делом…
— Здрасте! — удивился глава семейства. — Отчего такой пессимизм? Театр никогда не умрет… Эх, да что говорить, был бы ты с нами на гастролях!
— Увы, я предсказываю гибель искусству — на смену ему идет синематограф.
— Уж кто бы говорил! Давным-давно изобрели фотографию, и что? Ты же, Ваня, без работы не остался…
— Папа, ты прав! — воскликнула Дуся.
— А кем мечтает стать в будущем наша замечательная девица? — спросил Антон Антонович.
— Актрисой, наверное, — хихикнула тетка, дальняя родственница Померанцевых.
— Я не знаю… — ответила Дуся, метнув быстрый взгляд на Андрея. — Мне кажется, я была бы плохой актрисой. У меня нет таланта…
— Есть у тебя талант или нет — про это другим судить…
— В наступившем веке грядут большие перемены, — басом произнес кадет Михайлов. — Области, бывшие ранее недоступными женскому полу, теперь открывают перед ним новые возможности. Например, возьмем общественное движение, политику… Вполне можно предположить, что Евдокия Кирилловна станет суфражисткой…
— Кем-кем?! — вытаращив глаза, вскричал Померанцев.
— Голубчик, ну не при детях же… — укоризненно покачала головой Мария Ивановна.
— Вас этому в военном училище учат? — ехидно спросил Антон Антонович. — Вы бы еще о «Народной воле» заговорили… Тьфу, бесовщина!
— А пусть Дульцинея наша что-нибудь споет… А, Дусенька? — предложил Померанцев. — В такой вечер хочется жизни радоваться, а не о политике рассуждать…
Мария Ивановна села за рояль.
— Мама, ту итальянскую песенку, что мы разучивали на прошлой неделе…
Петь Дуся любила. Она улыбнулась Андрею, как бы сказав — «для тебя, милый», и спела «Вернись в Сорренто» — очень чисто и хорошо. Потом еще русский романс спела…
Зажгли свечи.
Андрей незаметно вышел из-за стола и спустился в темный сад. Голос Дуси доносился отчетливо и нежно, словно пело ночное небо. «Она ангел, — подумал он. — И за что мне такое счастье? Она самый настоящий ангел…»
Через два дня Кирилл Романович уехал, чему Андрей был очень рад — он все боялся, что Дусин отец что-нибудь заметит и их разлучат навсегда.
— Что же ты мне свидания не назначаешь? — вдруг спросила его Дуся с обидой.
— Какое свидание? Зачем? — удивился Андрей. — Разве мы и так не видим друг друга каждый день?
— Нет, непременно должно быть свидание, — настаивала Дуся. — Раз уж мы с тобой жених с невестой, то ты непременно должен мне свидание назначить.