плыл, от снежных снов забыв про смех.

Да что там!

Хохот — прорубь — провалишься — молчи.

«Спаси меня», — бормочет,

Метель жует, мороз клянет.

Теченье глаз сковало льдом.

Плотина-нос в сугробах щек,

В заносах прошлого

И в зимне-голубом.

Где горность лба?

Где мыслей слалом?

Березы-сердца теплота?

В тяжелой дреме ноги переставив,

Старик подумал даже:

«Пусть ясность лучше мне укутает метель»,

Затем сменил мгновение.

Стемнело.

Может быть, настала ночь в глазах?

Густая кровь застлала,

И кончилась зима?

А может, ветер холодом провел

По памяти?

Придвинулись дома

И все, что было в нем живого,

Уменьшилось до малости,

Что выдувает ветер.

И вылепилась ночь из снега

Скрытности

И никого.

82

Я думал о том, что умру.

Близилось время заката,

Свет изливался в окно,

Выпростав ветхий покой.

Оттуда просунулась ветка,

Рука уходящего леса.

Не надо больного тревожить…

Жар и бессилие сладки…

Белеет пустой небосвод…

Приближается время получше…

Он скоро растает, пока что — уснет…

Поскачет по скалам…

К вершинам цветов…

На облако влезет, не упадет…

В рыхлое облако

Уютно заляжет

Провалится после

Забудет бедняга

Хватайся за ветку

Как сладостно стало

Все руки вспотели

Горячи целебные сны

Терпенья терпенья

Томительно

мягким приливом

За горло возьмут

Приголубят

вздохнуть не дадут

И не надо

мертвому жизни

не жаль

Не дано

не дано

не дано

«Триптих соборный» (1964)

83

Линии собора,

Тугие,

Выгнутые в круг и эллипс,

Прямые тоже, но без скуки,

Воедино сведены —

Как ветви разума на дереве природы,

В лесу божественном,

Где тень небытия

Убежище.

Линии собора

Растут по мере узнавания.

В веселом беге звонких форм

Устойчивость моей души.

Линии собора

Суть лицо, смотрящее на всех.

Лицом к лицу,

С лицом слепца,

Смотрю в упор

Белками круглыми, как купола,

В незримый звон —

В глаза собора.

84

Отвесный звон кормил мое молчание.

Сквозь твердь отверстую

Слетались к храму купола.

Прозрачностью заоблачного тела

Порядок круглый простого бытия

Мне жажду утолил.

Я центром стал себя,

Всего лишь бедный чудописец,

Я все забыл — и весь был здесь.

И без стыда меня листая,

Читало небо тайну про меня

Глазами синими.

Упершись в тучу, храм

Ко мне был нежно

Безразличен.

А я, поверженный, хотел

Лечь у стены,

Безвыходно и тихо,

В проталину,

Где травы не родились

И грязь еще от льда не отошла.

85

Среди домов, придавленных собою,

Вблизи пугливых облаков,

Вне времени,

Он сохранен лишь силой постоянства

И скудостью привычек дня.

Облеплен вороньем,

Белеет слабо,

Беззвучно одинок,

Угрюм для равнодушного,

Чувствителен душе,

Слезою преломленной, —

Ее полету придавая вес,

Он легче, чем дышать.

Он — крылья города,

Подстреленного кем-то.

Он — гость гостей.

«Голые лица» (1969–1970)

86

Хотелось спокойствия, лучше надолго.

Но если ты все же несчастия ждешь,

То знай, что безбожно судьбою оболган.

Предчувствия сея, ты гибель пожнешь.

Сначала холодный, бесстрастный, без страха,

И вдруг — без опоры, щенок в вышине.

И некуда деться, прижаться к стене,

И нет ни свободы, ни утра размаха.

Беспомощно-жадно лови в тишине

Последнюю жалость, спасенье во сне.

Беспутство кошмара в душевном упадке,

В последнем бессилии, в ужасе сладком.

Снедающий, он не пройдет никогда,

Пребудет, пока не истлеет беда.

О, если бы в этом хоть капельку толку…

Ведь издали небо казалось из шелка,

Теперь же с овчинку, и запах бьет в нос.

И что же такого запрятано в нас,

Что ищем напрасно — и в страхе находим?

И пальцами слабо по воздуху водим.

Ты был по влеченью покорен свободе —

Нельзя же сказать происшествиям «нет».

Сперва посторонний — участвуешь вроде,

Позднее ты весь выгораешь в огне.

О, дайте хоть капельку, каплю росы!

Слезинку романтика — сколько их льется?

Тяжелые, словно плоды на весу,

Упав, открывают нам голые лица.

87

У нас, товарищи, дышать не туго.

Как размахнуться, соседа не ударив?

За горизонт закатится душа —

Не отделить нас друг от друга.

Мы лес дремучий, сон зыбучий,

Гуляет ветер меж стволов.

Простор гудит, простор раздавит,

Сожмитесь разом в общей куче!

Простор нам дан для размышленья.

Причудлив след далеких мыслей —

Они прекрасны, в них томленье,

От ног укрылась голова.

Шатайся смело. Ты свидетель.

Тогда завертится планета

И хлопнет парус вдалеке,

А главное, исчезнут эти…

О, низкорослая земля!

От туч до неба, карлик я.

Под галок голое круженье

Своим простором занеси.

88. Станцы

А если что и остается

Чрез звуки лиры и трубы,

То вечности жерлом пожрется

И общей не уйдет судьбы.

Г. Державин

Вне времени стихи.

Пускай забыт людьми