Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Опушку, ждущую меня для поглощенья,
Овраг, где, верно, притаился враг,
Не ведающий слова снисхожденья.
Он серый волк, а может, серый рак.
А ну его, пускай он поджидает.
Беспечному, мне больно и легко,
Свободу я сжимаю — обжигает,
Ее запрещено хватать рукой.
А если я отпущен на поруки,
Зачем терзать бессмысленно меня?
Так жаждет смерти барина прислуга,
Теряя жизнь, но не теряя дня.
…То чувствуя себя, то позабыв,
Я пробираюсь молча через поле.
Лес по́боку. Как будто бы я жив.
Еще чуть-чуть, и выберусь на волю.
И в подтвержденье ветер щеку гладит.
Откуда он, где начался, и кто
Его послал? Какого Бога ради?
Я ни при чем, я заслужил не то.
Я жить хотел легко, не беспокоясь,
И кланяться своей свободе в пояс.
Я думал искренне, что рада мне
Трава, когда ее ногой сомну
И так же радостно ее прославлю
(На всякий случай, думал, что исправлюсь).
Я спотыкаюсь. Нет, иду. Куда?
Сейчас придет карающий удар.
Кругом молчанье, чудятся призывы.
Во мне? Извне? Ищите, коли живы.
93
Вошли слова…
…Вошли и вышли.
По выходе никто б их не узнал,
Как девушек…
Завтра не то, что сегодня,
Утро вечера мудрей.
Ночь расчетливо, как сводня,
Притаилась у дверей.
До бедер волосы распустив,
Вошли обнаженные мысли.
Одна из них, усевшись на стих,
Осталась. Другие — вышли.
Ты соблазнительно тиха,
Из категории красавиц —
Сама уже часть стиха —
К таким не прикасаюсь.
Ты — незаслуженный подарок.
Такая трепетная мысль,
Как потухающий огарок,
Как облако из мира тьмы.
Туда вернешься ты загадочно,
Начало смуте положив.
Останусь я не весь — остаточно,
Но как тяжеловесно жив!
Уж ты и не видна
От непрозрачных будней,
Что продолженье сна,
С глазами полным студнем.
Но слизь потом. Слова
Зачаты в мысли непорочно.
На ночь курьезную — плевать,
Ее стремление непрочно —
Своим чернеющим весельем
Она уж не грозит.
Сегодня горизонт застелен
Полотнищем из газет.
Мысли спят, морщинами
Скрыв вымысел ночной.
Они становятся мужчинами,
Они смеются надо мной.
Три маленькие поэмы
94. Ночь в Москве
Я видел голубую дымку,
Но скрыло город море тьмы.
По дну бреду, как невидимка,
Среди теней глухонемых.
Под чернотой небесных глыб,
Внутри всеобщего кристалла
Огни Москвы угрюмо-вяло
Глядят в меня глазами рыб.
Идет движенье темноты,
Податливой, скользящей, сонной,
Как осязаемой мечты.
Везде шевелятся мильоны.
Во сне, сквозь мрак, летают люди,
Пока забыты их тела
В безумном еженощном чуде,
Когда оставлены дела.
О, потому деревья лучше,
Не знает сутолоки лес,
Бегущие друг друга души
Не заслоняют в нем небес.
И ночь в лесу легка тому,
Кто города признает зверство
И в чаще скроется. Ему
Земля представится невестой.
…На улицах асфальт лоснится,
И от земли я отлучен.
Хотя в нем что-то от темницы —
Частично город и смешон.
Тоскуют души, пляшет ветер,
Везде расставив свои сети;
Меня, как мелкую рыбешку,
Забросил с улицы во двор,
Где ироническая кошка
Со мной заводит разговор;
Я пролетаю в подворотню,
Где веют мусорные флаги,
Отбросы равны все и наги
И пахнет свежей подноготной.
И снова улица, проспект,
Реклама подмигнет неоном:
«Не доверяй. Во время о́но
Снаружи был другой аспект».
Никто ей на́ слово не верит,
Прочтет и свой резон измерит —
Вчера был пьян, сегодня трезв,
Чужой душе в потемки влез
И заблудился в ней, бедняга.
Извилины просторны там —
Слоняться можно по углам…
Уж лучше где-нибудь залягу,
Пока нечаянный прохожий,
Но непременно со свечой
(Других варьянтов быть не может),
Меня не тронет за плечо.
Свеча, конечно, на ветру
И освещает подбородок,
И глаз провал, и лба пригорок,
И вознесенье белых рук.
Он страшен мне и все же друг.
В нем что-то странное, другое,
И если не постигнешь вдруг —
Легко забудешь о покое.
Прохожий был как благодать.
Его мне не найти, он сгинул.
Хоть рядом был — не увидать.
Меня найдя, он тут же кинул,
Сидит, наверно, за углом,
Сторонним светится огнем.
Но за углом ведь ничего!
И ветер бьет в лицо ревниво,
В глаза бросая крошевó.
А стихнув, он смеется криво
И спину гладит мне игриво:
Вот, я тебя к стене прижму
И все, что есть, с тебя сниму!
На тишину сменяя визг,
Он скулы холодом сжимает,
Железо с крыш швыряет вниз,
Меня слегка приподнимает…
Но с ветром путаться устал я.
Ведь мне, летающему в снах,
В реальности ходить пристало.
А ветра ветреность смешна.
…Над этой местной суматохой
Восходит царственная ночь.
Свои тревоги, страхи, вздохи
Выносят люди тайно прочь,
Несут из дома угрызенья,
От них отстать не знают как,
К небесной мгле полны презренья.
«Фонарь горящий — это