Через полчаса Сергей с Ольгой, взопревшие и насквозь пропитанные керосиновым чадом, с облегчением свалив выданное батюшкой имущество на крыльце, упали на скамейку отдышаться. Закурив, Баринов с унынием отметил про себя, что сигареты придется экономить, потому что до ближайшего магазина километров пятнадцать, а сумка с табачным запасом потерялась еще в деревне.

Когда опер, потушив окурок ногой, стал искать глазами, куда бы его выкинуть, его вспугнул неслышно подошедший сзади хозяин подворья:

– Чего, как воробей на плетне, головой во все стороны вертишь? Бросай уже в опилки, все равно убирать. – Он грузно опустился на ступеньку крыльца, вытер тыльной стороной ладони мокрый лоб и, тяжело вздохнув, вновь заговорил: – Короче, так, братцы-кролики: на ваше счастье, горячей воды в бане в достатке. Попариться, конечно, не получится, да и ни к чему это, не то разомлеете; а вот помыться – в самый раз. На все про все даю вам час. По тридцать минут… хм… на брата. И еще имейте в виду, что впереди у нас масса дел, а хотя бы пару часов нужно будет обязательно поспать. Одежду верхнюю прямо в предбаннике кидайте, потом с ней разберемся, когда все закончится, и переодевайтесь в камуфляж, который я выдал. – Настоятель помолчал, в изнеможении прикрыв глаза ладонью, а затем недовольно рявкнул: – Вы еще здесь?!

…Свежесрубленная банька располагалась неподалеку от погреба, но к ней уже вела ровная, отсыпанная крупным речным песком дорожка. Сергей, как истинный джентльмен, пропустил Ольгу вперед, а сам уселся на скамеечку возле самого входа, оперся спиной на ствол дерева, под которым она стояла, и прикрыл глаза. Плечам, освобожденным от сбруи кобуры, было непривычно легко, лишь при шевелении отзывались легкой болью намятые пистолетами мягкие ткани спины и живота. Все оружие, воспользовавшись предложением священника, Баринов оставил в доме. Отец Илья, покосившись на арсенал, скривил губы, саркастически прокомментировал:

– Внушительно, конечно, ничего не скажешь, однако в нашем деле абсолютно бесполезно. Так, ворон пугать. Не боятся упыри огнестрела. Не берет их, понимаешь, пуля…

Не имея сил бороться с сонной одурью, Сергей уже соскользнул в сладкую дрему, когда его заставил вздрогнуть звук упавшего на пол ковшика, плеск воды и звонкое «Ой!». Баринов встрепенулся, потянул из кармана пачку, встряхнул, пересчитал сигареты. Вздохнув, высек искру колесиком зажигалки и прикурил.

Рассеянно наблюдая за замысловатыми петлями табачного дыма, постепенно растворяющимися в воздухе, он вдруг отчетливо представил Ольгу без одежды. Картина получилась настолько реальной, что Сергей почувствовал горячие толчки крови в паху. С минуту он боролся с собой, но, не сдержавшись, решительно вскочил, затоптал окурок и, дивясь собственной неожиданной смелости, рванул дверь в баню.

– Спинку не потереть?.. – пытаясь с помощью пошловатого нахальства преодолеть замешательство, начал было Баринов, и поперхнулся, наткнувшись на взгляд девушки.

Его сердце было готово выскочить из груди, и Сергей внутренне сжался, ожидая пощечины. Но Ольга, не выказывая и тени смущения, просто шагнула вперед, подняла руку, невесомо провела ладонью по отросшей щетине на щеке. Улыбнулась и прошептала:

– Колючий какой…

Поцелуй длился целую вечность. Баринов, оглушенный свалившимся на него чувством, без остатка растворился в мучительном блаженстве. Обжигающая нежность к почти не знакомой девчонке перехватила спазмом горло, выдавливая слезы из-под плотно зажмуренных век. Последнее, о чем он успел подумать, прежде чем отключиться от действительности, было: «Выберемся из передряги, сразу женюсь на ней. Обязательно женюсь…»

Потом они занимались любовью на широких горячих полках парилки. Мылись, брызгаясь водой и веселясь как дети. Снова, раз за разом отдавались страсти, пока обессиленно не упали на лавку в предбаннике…

Вместо отпущенного часа Ольга с Сергеем провели в бане два с половиной. Настоятель, когда они с полыхающими лицами и блестящими глазами ворвались в горницу, демонстративно постучал пальцем по стеклу наручных часов.

Баринов, как ни был занят спутницей, моментально прикипел взглядом к массивному блестящему хронометру со множеством циферблатов и заводных головок. Польщенный вниманием к часам священник пояснил:

– Грешен, не смог с этим трофеем расстаться. Я его в самом начале афганской кампании, когда первый караван взяли, с американского инструктора, бывшего зеленого берета снял. Мертвому они уже ни к чему были, а со мной всю войну прошли… Ну, да это дела былые. В настоящем же – в отведенное время вы не уложились, что не есть хорошо… Воды-то теплой мне оставили?

– Оставили, батюшка, оставили, – не в силах удержать счастливую улыбку, ответила Ольга.

– Эх, молодежь, молодежь, – непонятно, то ли с осуждением, то ли с одобрением, проворчал священник уже на пороге.

– Отец! – окликнул его Сергей и, когда тот оглянулся, продолжил: – Обвенчаете нас после того, как все закончится?

Настоятель долго молча смотрел на ладного широкоплечего парня и прижавшуюся к его плечу тоненькую девушку.

– Ну, так что? – не выдержал Баринов.

– Что, что? – вдруг подозрительно севшим голосом недовольно огрызнулся священник. – Обвенчаю, куда ж я денусь? – И сделав вид, будто разглаживает усы, чуть слышно пробормотал: – Если доживем до утра… – А вслух приказал: – Марш спать! Не то ночью будете как мухи вареные. Я в светелке постелил…

Ночь с 13 на 14 августа 1989 года.

Ленинградская область. Деревня Грызлово

К околице деревни они вышли уже в полной темноте. Весь день хмурившееся небо так и не разродилось дождем. Быстро летящие низкие облака принялись было сеять противную морось, но очень быстро одумались, а разгулявшийся ближе к вечеру свежий ветерок и вовсе порвал их, гоня гуртом к горизонту и заставляя громоздиться одно на другое. Над черными изломами крыш показался невероятных размеров кроваво-красный диск полной луны.

Отец Илья, сменивший рясу на камуфляжный костюм, по-кошачьи мягко двигавшийся в авангарде, остановился и прищурился, глядя на ночное светило.

– Однако кстати, – приглушенно пробасил он. – Нечисти-то темень не помеха, а нам все какое-никакое подспорье.

Сергей скосил глаза на жавшуюся к нему Ольгу. «Страшно ей, – с жалостью подумал опер. – И немудрено. Самого вон то и дело в дрожь бросает».

Между тем настоятель, подвернув рукав на правой руке, поднес к глазам пристегнутый кожаным ремешком к запястью странный прибор, отдаленно напоминающий компас. Фосфоресцирующая стрелка на его циферблате, до этого бесцельно вертевшаяся вокруг оси, остановилась, чуть подрагивая, указав точно в центр деревни…

Это устройство священник выложил на стол, когда молодые люди, позевывая после короткого сна, выползли на свист закипающего самовара. Баринов, с веселым удивлением уставившись на прибор, беззлобно пошутил: