– Тише, тише, прохожих распугаете. Подумают, что я вас против воли везу. Нисколько не шучу, и вот почему я так подумал. Во-первых, в сарае вашего братца скрывалось что-то странное о трех колесах, я сам видал следы, когда явление марсианцев расследовал. – Глафира хотела что-то спросить, но промолчала и лишь сердито дернула подбородком – дескать, выкладывайте дальше. – А еще помните, как он настойчиво толковал о грядущем похищении жительницы города? Но самое главное не то, а три буквы, что Манефа успела накарябать на перилах.

– Ну? Что за буквы? – скептически поинтересовалась Глафира, когда молчание показалось ей затянувшимся. – «АПМ», может быть? Что непременно означает «Акинфий Панкратьевич Маргаринов».

– Почти так: «Аки».

Девушка внезапно расхохоталась и откинулась на сиденье. Но веселье ее было грустным, и Тихон сразу понял, что она ничуть не поверила в сообщение поэта. Возможно, она сейчас думает, что поддалась уговорам сумасшедшего, который воспользовался надуманным поводом и увлек ее из родительского дома, чтобы…

– Аки дурочка, понеслась я в поля неведомо зачем! И это все ваши веские свидетельства? Помилуйте, мне так марсианцы кажутся куда реальнее.

– Бога ради, Глаша, – в отчаянии воскликнул Тихон. – Какие марсианцы? Скорее уж черти!.. Я полагаю, что ваш талантливый брат смастерил воздухолет и, снедаемый безответной страстью, похитил девушку! Кому еще под силу такое предприятие? Это смелый и увлекающийся человек, знаток механики Невтона и прочих наук, что ему стоило соорудить тайком летучий механизм? Давайте приедем в имение и заглянем в сарай, а потом вы изругаете меня на все корки и проклянете, если я окажусь не прав. Я ведь только об Акинфии пекусь, как бы он беду на себя не навлек!

– Только это вас и прощает. А то бы сразу потребовала меня обратно везти… Да еще неловкость за вас перед родителями, что по недоразумению или глупости меня от скорых занятий отвлекли.

Она покачала головой и отвернулась, а Тихон облегченно вздохнул и с новыми силами погнал дрожки между холмами, в Облучково.

– Об Акинфии, значит, радение ваше, Тихон Иванович? – тихо проговорила Глафира минут черед десять, словно и не спрашивая. – Ревнуете, что Манефа другому досталась… Так что же, марсианцев и нет никаких? И это брат мой на воздухолете летал, так по-вашему?

– Да, у меня такое подозрение. И я прошу вас помочь мне развеять его. А иначе слишком было бы худо для всех, кроме разве самой Манефы. Со стороны такого благородного человека, как ваш брат, ей опасность не угрожает, а вот пришлецам все равно кого препарировать.

– Греки полагали, что престол любви находится в печени, – сообщила как будто про себя Глафира. – Потом он передвинулся в сердце, а уж мы нынче думаем, что он в уме. Может, у женщины и в уме, а у мужчины, по-моему, совсем в другом месте.

На это Тихон, как печально известный певец плотской любви, решил смиренно промолчать.

Скоро показалась деревня Маргариновых, и лошади свернули знакомым маршрутом в сторону имения. За время недолгого путешествия погода успела ухудшиться, и поэт был рад, что приготовился к этому в нужной мере, тем более он с каждой верстой укреплялся в мысли, что ему предстоят скрупулезные поиски друга среди диких Рифейских скал. Только бы найти хоть малый намек о том, где Акинфий мог учинить тайное убежище.

А может, он прилетел прямиком сюда? Поэт буквально вспотел от такого предположения. Что ж, тогда все станет гораздо проще!

– Вдруг он здесь, с Манефою? – высказался он. – Что мы станем делать?

– Вернем ее отцу, и вся недолга.

Как видно, гневные догадки Тихона исподволь подточили сомнения Глафиры, и теперь она излучала откровенную тревогу – как же, родной брат стал преступником! Это ли не удар по родителям и общественным устоям? И все же она, конечно, еще надеялась на марсианский вариант похищения.

– Неужто вы правы, Тихон Иванович? – дрожащим голосом спросила она.

Но поэт не отозвался, поскольку эта часть их пути уже окончилась и разгадка была уже близко. Он остановил дрожки возле крыльца и помог девушке сойти на землю. Глафира взбежала по ступеням и толкнула дверь, тотчас выкрикнув имя служанки, а Тихон тем временем отыскивал внешние признаки того, что Акинфий тут находится или недавно побывал. Увы, ни обуви, ни верхней одежды, в которой тот имел обыкновение отправляться в экспедиции, в прихожей видно не было.

– Молодой барин приезжал? – накинулась на Фетинью Глафира.

Девка стушевалась и в испуге мяла фартук, будто испугалась инспекции. Но приехавших внезапно господ никакой другой вопрос не интересовал.

– Как уехали на той неделе, так и не бывали…

– Может, слышал кто из людей его разговор, или замечал издалека?

Но девушка только в смятении мотала головой, ничего не понимая.

– Поспрашивай, не видал ли кто-нибудь чего подозрительного, – приказал ей Тихон и тронул Глафиру за плечо. – Нам надобно попасть в мастерскую, помнишь? Где ключ? Иначе взломать придется…

Глафира взяла на себя поиски ключа, а Тихон отправился к сараю. На этот раз, вполне гласно и при свете дня, он намеревался провести доскональный внешний осмотр или даже проникнуть внутрь загадочного строения. И сейчас он также обнаружил на пыльной земле подле ворот отчетливые трехколесные следы. Но сколько их было – три или два, а может и четыре, сказать было невозможно.

Попытка заглянуть в оконце ничего не дала. Вообще, в стенах сарая имелось три довольно крупных отверстия, забранных стеклом, и все они были завешены льняными занавесками от посторонних глаз. Так что оставалось только выбить окна. На такой откровенно некультурный поступок поэт не решился. Да и что бы это дало, если протиснуться в оконце смог бы лишь ребенок, но никак не упитанный Тихон или Глафира в широкой юбке? Вот если бы она сняла ее… Поэт отогнал нелепые мысли.

Подергал он и ворота. Но те были основательно укреплены изнутри вертикальной съемной балкой, скинуть которую можно было лишь удалив огромный и крепкий замок. Сарай оказался неприступной научной крепостью, и это вызывало немалое подозрение – что сельский ученый так рьяно оборонял от посторонних?

Тут Тихон услыхал из дома призыв девушки и поспешил на него.

Глафира не справлялась одна в захламленном кабинете брата. Поиски ключа по всему дому пока не привели к успеху, хотя помогали все трое слуг – однако было ясно, что Акинфий или спрятал ключ в лаборатории, или вовсе унес его с собой.

– Он наверняка не стал возвращаться в дом, когда вывел воздухолет из сарая! – вынужден был предположить Тихон. – А значит, уволок отмычку в кармане.

– Но как же быть? – Девушка устало повалилась в любимое кресло брата и стала передвигать на столе разные ученые бумаги, полные неразборчивых формул и чертежей. – Постой-ка! Я помню, как он летом приносил от Прокопа заготовку!

– Что еще за?..

– Для ключа, конечно! Он еще сказал, что хочет сделать запасной, а то вдруг первый потеряется.