Если бы Глэдис догадывалась, что Мэган подразумевает под подготовкой к празднику, она не была бы так рада. Измученная бессмысленными эротическими сновидениями и сознавая, что, несмотря на сопротивление, ее все равно ждет участь остальных сестер, Мэган решилась бежать. Безумие? Самоубийство? А разве она уже не сходила с ума от настоев Глэдис и разве не проще будет одним ударом разделаться со всем, чем медленно чахнуть за высоким частоколом?

Приняв решение, Мэган стала готовиться к побегу. В широкий подол платья она вшила карман для хлеба и спичек, заштопала прорванные на коленях джинсы. На праздник она наденет старую городскую одежду, а сверху платье. Выглядеть будет комично, но зато в лесу в брюках будет намного удобнее, чем в одном платье.

План у Мэган был проще некуда — сбежать во время праздника, который будет проходить за пределами частокола, на берегу, переплыть речку и скрыться в лесу на противоположной стороне. Можно было надеяться, что в угаре развлечений сестры не сразу спохватятся, что их стало меньше. Пока Наставник сообразит, что его надули, Мэган успеет уйти далеко.

О том, куда успеет уйти, Мэган имела весьма слабое представление. Однажды, разоткровенничавшись, Глэдис упомянула о том, что за рекой, «если идти прямо от поселка и никуда не сворачивать», живут люди, охотники.

— Наставник никого из чужаков к нам не пускает, — хмурилась она в ответ на вопросы Мэган. — И мы к ним ходить не должны. От чужих только неприятности. Наставник нас бережет.

Большего Мэган не смогла добиться, но и этого хватило, чтобы обрести надежду. Раз Наставник предостерегал против чужаков, с ними можно наладить контакт. Может быть, она наткнется на людей, которые помогут ей вернуться домой?

Мэган сознавала, что шансов у нее почти нет, но это крохотное «почти» и вселяло в нее надежду. Чем бы ни стал для нее лес — спасением или могилой, — она была готова рискнуть.

К вечеру, когда лучи солнца в последний раз окрасили горизонт багрянцем, из главных ворот поселка к реке потянулась делегация. У подножия холма, на небольшой поляне прямо у берега реки, сестры прилежно устраивали все для праздника — расстилали скатерти, выкладывали из корзин продукты, стаскивали хворост в огромные кучи, чтобы потом по указанию Наставника зажечь ночные костры. Сестры отлично выспались накануне и были готовы праздновать всю ночь.

Мэган трудилась наравне со всеми и старалась не слишком часто смотреть на другую сторону реки, где неприступной стеной возвышался лес. Она боялась, что в последний момент ей не хватит решимости и она предпочтет остаться здесь, с сестрами, а не рисковать жизнью в призрачной надежде спастись.

Она никогда не сознавала так ясно, как сейчас, что шансов немного. Если она не встретит в лесу никого из тех, кого Фрэнк презрительно называл недоброжелателями, она погибнет. От голода, усталости, насекомых, диких зверей. Она заблудится, собьется с пути, пропадет. Но Мэган смотрела на лица сестер, на их неестественно блестящие глаза и чувствовала, что смерть лучше, чем жизнь в поселке. Она не станет ничьей игрушкой и не позволит спаивать себя одурманивающими травками. Она будет бороться до конца.

Когда на небе зажглись первые звезды, все было готово к празднику. Диск луны отчетливо выделялся на темном фоне, и против воли у Мэган захватило дух от окружавшей ее дикой красоты. До последнего часа не забудет она безымянную речку, переливающуюся в свете луны, мрачный черный лес и поселок высоко на холме, обнесенный частоколом, такой красивый и мирный издали.

Вдали Мэган увидела яркий огонек. Казалось, он по собственной воле катится вниз с холма к полянке, где сестры сбились в кучу, ожидая появления Наставника. Не сразу Мэган поняла, что это только факел, который кто-то вынес из поселка.

Несколько женщин бросились к кучам хвороста и поджигали их одну за другой по мере того, как человек с факелом проходил мимо. Вскоре все вокруг было озарено пламенем костров, бросавших на лица красноватые отблески и превращавших сестер в их нелепых длинных платьях в гротескные фигуры ада с гравюры средневекового художника.

Впрочем, Фрэнк в длинной белой рубахе, перехваченной на талии, напоминал скорее ангела, чем демона. Выражение его лица было чрезвычайно торжественным. Мэган в который раз подумала, что он просто сумасшедший, которому удалось воплотить свои безумные фантазии в жизнь.

Человеку постороннему действо, разворачивавшееся на берегу безымянной речки, могло показаться завораживающим. Наставник возлагал руки на головы женщин и произносил речи, смысл которых терялся в журчании реки и порывах ветра. Его подданные с развевающимися волосами и горящими глазами по очереди припадали к его стопам. Неподдельная увлеченность сестер своим идолом, их фанатичные выкрики и одурманенные лица напугали бы человека и с более крепкими, чем у Мэган, нервами. Она чувствовала себя единственным нормальным человеком в доме для душевнобольных, у которого нет иного выхода, как попытаться сбежать или сойти с ума вместе с остальными.

Но пока было не время. Ее схватили за руки и потащили к тому месту, где сидел Фрэнк. Мэган стала вырываться, но кто-то, кажется Глэдис, сердито пихнул ее в спину.

— Наставник ждет! — услышала она.

Ее приволокли к Фрэнку. У его ног уже сидела Соледад и с обожанием смотрела на него. Кто-то с силой усадил Мэган на землю, и она поняла, что должна вести себя так, как ожидают от нее. Иначе она добьется только того, что ее запрут в поселке и она лишится последнего шанса на побег. Нужно брать пример с Соледад и делать все так, как она. Даже если ее будет тошнить от отвращения.

— Здравствуйте, сестры мои! — громко сказал Фрэнк, вставая.

Женщины отошли на приличное расстояние, образовав круг, внутри которого стоял Фрэнк, а Соледад и Мэган сидели у его ног.

— Наконец наступил наш праздник. — Он поднял руку к небу. — Звезда любви приветствует нас и наших новых сестер.

Он опустил руки, и Соледад тотчас схватилась за правую. Мэган, чуть помедлив, дотронулась до левой руки Фрэнка. Он помог им подняться и обнял. Краем глаза Мэган видела, что Соледад дрожит от возбуждения и старается прижаться к Фрэнку поближе. Смотреть на это было противно, понять — невозможно.

Мэган вдохнула поглубже и приказала себе терпеть. Терпеть, что бы ни произошло.

К ее облегчению, не произошло ничего ужасного. Фрэнк о чем-то долго и бессодержательно рассуждал, причем по выражению лиц сестер можно было понять, что они слушали бы его с одинаковым вниманием, даже если бы он начал говорить о залежах магнитной руды на давно утраченном языке индейцев-майя. В который раз Мэган подумала, что он прекрасно владеет методами гипноза. Кто-то в толпе уже покачивался из стороны в сторону, кто-то беспрестанно кивал, и все следили за Фрэнком, не отрывая глаз.

В то же время Мэган чувствовала, как его рука по-хозяйски поглаживает ее бок. Это было противно, но, с другой стороны, удерживало ее на краю пропасти, в которую уже рухнули остальные. Отвращение к этому мужчине, ненависть, желание вырваться на свободу, здоровая злость помогали Мэган сохранять присутствие духа и ясность мысли, хотя голос Фрэнка завораживал и пытался увлечь за собой в пучину помешательства.