— Билар, я могу чем-то помочь?

Староста открыла глаза и Мера тяжело проглотила застрявший в горле ком. Лара смотрела как безумец, что готов предпринять самый ужасный поступок в жизни.

— Сомневаюсь, что мне можно помочь, Эра.

— Если что, я тут, — улыбнулась Мера.

Лара кивнула и снова закрыла глаза. Мера разделась и принялась чистить клетку Зузи, в надежде, что ей — созвучной, не темному сердцу, тоже удастся наладить телепатическую связь с птицей, и та поведает о происходящем со старостой.

Мера тщетно пыталась сосредоточиться на задании профессора Луклей, но глаза настойчиво слипались и сон накрывал тяжелой рукой. Ночь выдалась не из легких: сначала Мера не могла заснуть из-за мыслей о книге, а потом они вместе с Ларой плутали по саду в поисках подходящего места для могилы птенчика. После удалось забыться беспокойным сном. Ненадолго. Проснулась ближе к рассвету от всхлипываний соседки, та спряталась за шторой и тихо подвывала ошпаренной собакой. Лучше бы медитировала, честное слово! Сердце сжималось до боли от жалости и бессилия. Мера не знала, чем помочь, а староста не желала объяснять, что случилось.

Не стала ложиться, побоялась не успеть написать письмо Лиярту до утреннего курьера в столицу. Зря! Если самостоятельное задание на занятии Магрея она еще выдержала, то от монотонного голоса Луклей веки наливались свинцовой тяжестью. Но на этом страдания не заканчивались, судьба решила взбодрить Меру своеобразным способом.

Каждое занятие Луклей негласно выбирала того, кого почти без перерыва спрашивала в первую очередь, а так как отвечать часто приходилось одно и то же, студенты прозвали жертву «любимым попугайчиком». Сегодня, как назло, пришла очередь Меры. Воюя со сном и усталостью, она старалась отвечать вразумительно, но Луклей не собиралась оставлять ее в покое, придумывая все новые и новые задания и непрерывно задавая вопросы.

— Ну же, Эра, — подбадривала преподавательница, глядя на железный браслет, перепавший «любимому попугайчику». — Хочу, чтобы вы вдохнули жизнь в этот амулет. Всего одно заклинание.

Мера поморщилась: она отлично знала слова, но вот магическим даром была обделена напрочь.

— У меня пять кристаллов на шее, профессор, — напомнила, осторожно намекая, что оживить браслет может и не получиться.

— Бросьте, Эра, — отмахнулась Луклей, и в ее глазах сверкнул озорной огонек. — Пятый кристалл не приговор, простые вещи у вас должны получаться.

Хмыкнул сидящий рядом Мад: все отлично знали, что теперь профессор не отстанет от «попугайчика», пока заклинание не заработает. А если брать в расчет лишний кристалл, ближайшие пару занятий птичка не сменится. Пятый амулет не шее не приговор, а «любимый попугайчик» — очень даже. И никакого спасения, неотвратимость наказания в действии!

Мера осторожно, вполголоса, принялась повторять заклинание. Профессор Луклей встала рядом и замерла в предвкушении результата. Напрасно! Слова закончились, а браслет так и не ожил.

— Попробуйте еще раз, — улыбнулась преподавательница.

Однокурсники притихли в напряженном ожидании: ходили слухи, что одного из студентов Луклей истязала несколько часов, пока у него не получилось нужного. Мера облизнулась и прочистила пересохшее горло. Сон как рукой сняло. Как ни крути, у нее ничего не выйдет. Похоже, пропала маскировка! Продержалась почти месяц, и то хорошо. Вздохнула и снова начала заклинание.

Легким прикосновением быстрой змеи скользнуло чье-то магическое воздействие. Кажется, оно шло от Лары, но было настолько осторожным и незначительным, что Мера не поставила бы на это свою жизнь. Запнулась, еще раз прочистила горло и продолжила слова. Кто-то хочет помочь ей по доброте душевной? Или просто уже разгадал ее тайну? Тяжело сглотнула и пробормотала заключительную часть.

Браслет ожил! Металл замерцал, Мере показалось даже, что от него отлетело несколько серебристых искр.

— Отлично, — похвалила Луклей и раскрыла рот спросить еще что-то, когда в аудиторию постучали и в открывшейся двери появился смотритель академии.

Мера нахмурилась. Она видела этого мужчину два или три раза, но сейчас он казался таким озабоченным, что его захотелось пожалеть.

— Прошу прощения, профессор Луклей, — проблеял визитер, — отпустите Эру Тарт, пожалуйста. К ней внезапно нагрянул родственник. Очень спешит и просил о встрече.

— Можете идти, Эра, — ехидно улыбнулась женщина, давая понять, что сегодняшнее занятие для студентки закончено, но пытка продолжится на следующем.

Мера послушно вышла из аудитории. Вопросительно уставилась на смотрителя.

— Вас ждут в вашей комнате, — сухо сообщил тот и, кивнув на прощание, отправился в другую сторону.

Поспешила к себе, пытаясь унять выскакивающее из груди сердце. Сейчас она узнает очередную тайну книги. Удивительно, как быстро Лиярт отреагировал на письмо! Значит, удалось найти что-то важное. Улыбнулась. Может, наконец, и от нее будет польза? Хорошо бы… С удовольствием бы заткнула глотки сплетникам! Чтобы больше не слышать за спиной, что Эмера Вальт ничего, кроме как раздвигать ноги, не умеет.

Остановилась около двери от внезапно охватившего тревожного предчувствия: в коридоре отчетливо угадывался след от магии бугая Дормата, телохранителя Тея. Зачем Лиярт притащил мага сюда, совершенно неясно. Может, принц решил передать ей послание? Кровь прилила к лицу и множеством молоточков застучала в висках, руки похолодели. С Теем нет никакого будущего, но Мера не отказалась бы даже от клочка бумаги, хранящего тепло настойчивых рук бывшего.

Набрала в грудь побольше воздуха и толкнула дверь.

Хватила ртом как выброшенная на берег рыба и будто ударилась о что-то тяжелое: тело сжалось, притаилось, ожидая дальнейших команд от головы, но их не последовало. В растерянности застыла на входе. Жар волнения разлился по груди, а на ладонях выступил липкий предательский пот. Не клочок бумаги, сам Тей, теперь уже не ее Тей, был здесь. Он сидел на диване и смотрел на дверь: идеальная осанка, взгляд, по обыкновению, полон благожелательного равнодушия. Увешанные перстнями руки собраны в замок. Лощеный, дорого и со вкусом одетый мужчина, ни дать ни взять настоящий принц.

Мера отчего-то подумала: здесь, в комнате студенток, особенно заметно, что он старше на двенадцать лет. Его взрослость казалась неуместной среди узких девичьих кроватей и обоев в цветочек. А потом ей вспомнились его руки, эти самые руки, жадно сжимающие чужие ягодицы. И стоны, переходящие в довольное оханье. Глаза зачесались подступающими слезами, но смущение уступило место злости. Его высочество изволит объясниться? Послушаем, что он может нам поведать.

Прикрыла дверь и присела в приличном для женщины ее положения реверансе.

— Несказанно польщена визитом столь важной для всех нас персоны, — проговорила она, как положено склонив голову и опустив глаза.