– Да ладно, – усмехнулся водитель, – мне-то какое дело. Разыскивай на здоровье. У него, похоже, таких сестер хватает. Сперва-то в центр, на руа Лапа просил подвезти, а потом говорит: не поедем, планы поменялись. Ну, я развернулся и поехал по объездной.

– Что у него было в руках, вы не помните? Сумка, саквояж?

– Нет, он вроде был налегке, только плащ через руку перекинут.

– А где он из машины вышел? – Радин поднял руку и показал подавальщику два пальца.

– На виа Панорамико он вышел, на холме, там, где частный поселок. Сначала сказал, что ему пару ящиков надо вынести из одного дома, бумаги какие-то, и что если я его обратно в город подброшу, то мы в расчете и сверху двадцатка. Мол, наличные у него на вилле есть.

– Значит, и тебе пришлось на него поработать?

– То-то и оно, что не пришлось. Как только мы к воротам виллы подъехали, так он сразу и передумал. Я, говорит, пожалуй, останусь здесь, спасибо, говорит, и прощай. Выскочил из кабины и давай замком греметь, ворота отпирать, ну я и поехал себе. Еще подумал, не ограбить ли он кого решил, сейчас даже такие, как он, промышляют чем придется.

– Такие, как он? Это какие?

– Artistas falsos. – Жозе пожал плечами, подвигая пустую кружку на край стола. – Ну, знаешь, щиколотки голые, борода квадратная, очки роговые, небось и мясом брезгует.

– Тебе такие не по душе?

– При чем тут душа? Вот я вожу фургон и выгляжу как водитель фургона. А эти хотят казаться людьми, которые рисуют или там музыку сочиняют, но тот, кто реально сочиняет, тот, bicho, курит настоящую траву, а не айкос мусолит и уж точно не носит очков с простыми стеклами.

– Очки у него настоящие, – вставил Радин, но шофер отмахнулся:

– Все равно в нем было что-то такое, ну, ты знаешь. Не то чтобы чистой воды bambi, но и не мужик!

Доменика

Летом, не успев проснуться, ты начинал ждать сумерек. В шесть ты поднимался в студию и открывал окно, стены студии становились голубыми, помнишь, как ты называл этот свет? Ландышевый, lírio do vale. Это слово всегда напоминало мне весну девяносто пятого. В тот год мы поехали в Ниццу, где ты уже был, а я еще не была.

Ты сказал, что деньги раздобудем на месте, я думала, ты будешь продавать картинки или вырезать бархатные профили, и приготовилась к долгим часам ожидания на набережной, которую видела в путеводителе. Утром мы встретились на вокзале, но поехали почему-то в Марсель, а оттуда на тряском автобусе в деревню, где у тебя была знакомая, а у знакомой теплица за домом. Эту женщину звали Сандрин, она пустила нас переночевать в сарае на дерюжных мешках, а в пять утра подняла, налила кофе из кувшина и отправила в теплицу за ландышами.

Корни нужно было осторожно вынимать вместе с землей и укладывать в пластиковые горшочки. К восьми часам мы собрали два ящика, потом набили мешки скрученными резинкой букетиками, голова у меня шла кругом от душного запаха, в машине я открыла окно и всю дорогу лежала на заднем сиденье, глядя на мелькание лиловых теней.

Сандрин высадила нас на площади, где уже стояло несколько крестьянского вида парней с похожими мешками, велела привести цветы в порядок и уехала, я принялась доставать букетики, но тут часы пробили полдень, и площадь мгновенно заполнилась народом, как будто где-то открыли крепостные ворота.

Я смотрела, как ты ловко считаешь монеты, улыбаешься дамам, делаешь мне тайные знаки, словно хирург, поглощенный операцией, и не узнавала своего увальня, свою камышовую голову. Помню, что подумала, не фермер ли на самом деле твой отец, которого ты объявил деревенским нотариусом. К вечеру ландыши кончились. Никто к нам не подошел, чтобы спросить, что мы тут делаем и есть ли у нас документы для торговли.

Сандрин явилась к семи, немного навеселе, приняла ландышевый горшок, набитый монетами, будто сказочный арабский клад, и отсчитала тебе нашу долю. Оказалось, что это единственный день в году, когда продавать ландыши может кто угодно, на любом углу, никаких бумаг и налогов. Ночевали мы в Ницце, в турецкой гостинице на пропахшей кошками улице, утром ты вывел меня к морю и вдоволь накормил мидиями с шафраном, а потом меня долго рвало в общественной уборной на пляже под названием «Bain Militaires».

Радин. Пятница

Кота он нашел в пекарне на набережной. Сначала он надеялся поймать одного из тех, что грелись возле фонтана на площади, но это оказалось не так-то легко. Потом он вспомнил о пекарне, где в витрине, между двумя рекламными стожками, вчера лежал рыжий кот с белым пятном на лбу. Завернув в пекарню, он купил миндаля в сахаре, получил футбольный билетик и попросил одолжить кота до вечера, под залог. Булочник сложил руки поверх фартука и недоверчиво покачал головой.

– А вы не станете испытывать на нем новое лекарство? Это бродячий кот, но приходит каждый день, будто на дежурство. Мы повесили ему бантик на шею, чтобы он не попался городской службе.

– Я верну его сытым и довольным, – сказал Радин со всей серьезностью. – Он нужен мне для того, чтобы поймать в доме мышь, она пустила кровь моим мешкам с крупой. Я ваш новый сосед, живу у сеньоры Сантос, теперь буду приходить за свежим хлебом.

– Что ж, тогда берите. – Хозяин вышел из-за прилавка и ловко взял кота обеими руками. – У вас есть сумка? Он будет сопротивляться!

– Продайте мне вон ту плетенку для пикника. – Радин показал на корзину, заполненную булками, хозяин сказал, что это предмет интерьера, но если он оставит залог, то может взять и корзину, и кота до семи вечера.

Потом он долго шел по извилистой руа Фез по направлению к холму, солнце светило ему в лицо, кот мирно сидел в корзине из ивовых прутьев. Полдень был жарким, над клеверным полем стояло марево. Радин снял свитер и повязал вокруг пояса, оставшись в белой футболке с шахматной эмблемой «Боавишты». Футболку он нашел у аспиранта в шкафу, его трехдневный запас белья исчерпался, а стиральная машина в подвале кормилась какими-то непонятными жетонами.

У входа в поселок он миновал сторожку, где сторож поглощал яичницу прямо из сковородки, устроившись на вытащенном из домика табурете. Объясняя старику, куда он направляется, Радин вспомнил, что калабрийцы называют такое блюдо босоногая яичница, вместо ветчины в ней обжаренные кусочки хлеба. Сторож выслушал его равнодушно, подцепил корочку вилкой и кивнул, пропуская.

Итак, в январе консьержка видела женщину, которой аспирант открыл дверь, думал Радин, поднимаясь по ступенькам на верхнюю террасу холма. Она пришла с большой сумкой, вскоре из квартиры донеслись запахи жареного мяса и специй. Если сложить поздние визиты, ужины и ссору на бензоколонке, то стоит предположить любовную связь. Если мы докажем, что в январе вдова встречалась с аспирантом у него на квартире, то ей придется поубавить спеси и рассказать что-нибудь полезное.

Радин приподнял крышку корзины, потрепал кота по спине и направился к вилле вдоль живой изгороди из боярышника. Теперь солнце грело ему затылок. Река внизу казалась спокойной, хотя он знал, какая она быстрая и опасная, особенно в том месте, где впадает в океан, у краснодверного маяка Фелгейраш.