В голове неразбериха, сердце колотиться, как бешеное, и выйдя из душа, я хватаю первое попавшееся полотенце, обтираюсь. Оно кипенно-белое и пахнет зимней свежестью, и я каждой клеткой чувствую сковывающий холод. Он пронизывает до костей, ёжусь, переступая с ноги на ногу, а в зеркале сквозь налёт пара проступает моё лицо в обрамлении мокрых волос. Такая бледная, уставшая.

Снова надеть свитер с брюками не решаюсь – слишком грязными они мне кажутся. Но не голышом же ходить по чужому дому, вокруг которого шастают верные солдаты Клима. Пусть у меня в мозгах ядерный апокалипсис, всё-таки не окончательно сбрендила.

Но судьба, наверное, на моей стороне: потянув на себя ящик огромного комода, нахожу стопки каких-то футболок. Все они одинаково чёрные, но пахнут чистотой и кажутся совсем новыми. Вон, даже бирки ещё на месте. Неприкосновенный запас, наверное. Ну, ничего, никто не обидится, я думаю. Во всяком случае, в следующий раз, прежде чем похищать людей, пусть попросят их чемодан собрать с личными вещами.

Футболка ожидаемо мне почти по колено – платье. Жаль, пояса нет, а то бы хоть на бал, хоть на маскарад, а то и на королевскую свадьбу можно вот прямо сейчас отправляться. Кое-как расчёсываю пальцами влажные волосы, заплетаю что-то похожее на косу и выхожу из ванной, подобрав с пола свои вещи. Мне нужна кухня. Там, кажется, я видела стиральную машину.

Если вдруг решу умереть или сойду окончательно с ума, хоть прилично выглядеть буду.

Но едва успеваю переступить порог кухни, как вдруг раздаётся щелчок замка на входной двери, а я крепче прижимаю к себе комок грязных вещей. Как щит, как защиту.

Может быть, Клим вернулся? Кровь приливает к ушам, и я непроизвольно сглатываю. Реакции моего организма на Клима странные, слегка даже пугающие. Он вырвал меня из тщательно выстроенной реальности – безопасной реальности, окунул с головой во весь этот мрак, щедро присыпал едва зажившие раны новой порцией боли, а я раз за разом вспоминаю того, кем он был когда-то.

Самого лучшего человека в моей жизни. Того, кого любила больше, чем саму себя, больше, чем свою жизнь. Он и был этой жизнью, настолько крепко мы вросли когда-то друг в друга, но злой волк подул, и наш соломенный домик рухнул.

Злой волк…

Встряхиваю головой. Нужно выйти и посмотреть, кто там пришёл, но врезаюсь в чью-то широкую грудь, едва не сломав себе нос о твёрдые мышцы.

– Аккуратнее, – просит Арс, а на лице не дрожит ни единый мускул. – Я вам еду принёс. По распоряжению Клима Петровича.

Клим Петрович… так странно слышать, что кто-то отзывается о нём в такой форме. Противоречивые ощущения.

– Спасибо, – киваю и, отпрянув в сторону, пропускаю Арса в кухню.

Мне он не очень нравится – слишком большой, слишком хмурый, и ранняя седина на висках серебрит чёрные волосы, делая его гораздо старше своих лет. Веет от Арса какой-то опасностью, или мне кажется? Не понять пока что.

– Тут три вида супа на выбор, какие-то фирменные котлеты, паста ещё, вроде бы, и парочка салатов. А, и десерты, да, – перечисляет, ставя пакеты на кухонный островок. – Приятного аппетита, Мария Степановна.

Что-то в его тоне подсказывает, что он бы с удовольствием посмотрел, как я подавлюсь всей этой едой разом. Бросает на меня быстрый взгляд, а у меня ощущение рикошетом: изучает. Нет, не как забавную зверушку, а как человека, который несёт проблемы. Человека, за которым нужен глаз да глаз.

Мне не нравится чувствовать себя объектом чьего-то пристального внимания – мне вообще вся эта ситуация, когда меня держат в доме то ли гостьей, то ли заложницей без права выбора, угнетает. Но нам, как оказалось, слишком многое нужно выяснить с Климом. Для того чтобы расставить все точки и закрыть все гештальты пары часов не хватит.

– Спасибо, я сама справлюсь, – говорю с бо́льшим нажимом, и Арс прячет глаза.

– Я буду снаружи. Если что-то понадобится, – пальцы ложатся под столешницу, – вот тут, с внутренней стороны, есть кнопка экстренного вызова охраны. Секунда и кто-то из ребят здесь.

Да упаси бог вызывать их.

– Хорошо, – говорю, и Арс, кивнув, покидает кухню, мазнув напоследок по мне взглядом.

Личные цепные псы в человеческом обличье лелеют свои инстинкты, всегда вынюхивают, высматривают, готовые в любой момент вырвать врагу сердце без наркоза, сто́ит хозяину повести бровью. Но почему складывается ощущение, что Арс меня воспринимает таким врагом – человеком, который несёт опасность и хаос?

Пока размышляю, принимаюсь разбирать принесённые крафтовые пакеты с логотипом ресторана «Четыре сезона». Пищевые контейнеры из тёмного пластика тёплые, словно их сюда везли на крейсерской скорости и до ужаса боялись опоздать. Есть хочется безумно – это нервное и никакие йогурты с сыром не помогли. Вряд ли поможет дорогущая еда из помпезного ресторана – просто потому, что слишком уж в тугой комок соединились эмоции, слишком многое наслоилось и переплелось, чтобы такая мелочь хоть что-то решила.

Пока я не отвезу Клима на кладбище, пока не покажу свидетельство самой большой нашей потери, не успокоюсь. Потому что очень устала нести этот груз одной. Может быть, когда Клим узнает, мне действительно станет легче?

Открываю первый попавшийся контейнер, даже не читаю надпись с названием блюда на крышке и, найдя в одном из многочисленных ящиков вилку, принимаюсь за еду.

Вкус так себе, признаться честно, или у меня что-то с рецепторами на нервной почве приключилось, но паста с морепродуктами кажется пресной, хоть запах и провоцирует повышенное слюноотделение. Ладно, сгодится. В ряду прочего в пакетах нашлась бутылка с яблочным фрешем, и я жадно пью его большими глотками. Хорошо, что меня не видит никто сейчас – вряд ли я выгляжу привлекательно, поглощая еду со скоростью света.

Так увлекаюсь, что не сразу понимаю: я давно не одна в кухне. А когда поднимаю рассеянный взгляд на дверной проём, чуть не давлюсь креветкой.

Клим.

– Ешь-ешь, – разрешает, но мне уже не хочется. Кажется, пока достаточно, а то лопну. – Вкусно?

– Я не разобрала, – честно признаюсь, а Клим хмыкает. В его глазах слегка подтаявшие айсберги, но сумрак никуда не делся. Он клубится туманом, а я вязну в нём, как бабочка в янтаре.

– Наелась хоть?

– Вроде бы, – пожимаю плечами и принимаюсь суетиться вокруг стола. – Ты голодный? Тут много, слишком многого еды.

Я не знаю, куда деть руки, которые вдруг стали неловкими и дрожащими, как при болезни Паркинсона. Что-то делаю ими: переставляю, открываю-закрываю крышки контейнеров, ищу стаканы для сока, убираю подальше бутылку коньяка, а пальцы трясутся и трясутся.

– Маша, сядь, пожалуйста, – возвращает в нормальную реальность голос Клима, и я плюхаюсь на стул. – Есть важное дело.

Он кажется хмурым и чем-то озабоченным, а его тело напряжено так, что на шее проступают жилы. Он блуждает по мне взглядом, замечает смену гардероба, и уголок губ слегка подрагивает в подобии улыбки.