— Что будешь делать? — Я дала началоконструктивному диалогу.

— Не знаю. — Она села в кресло и уставилась насвои тапочки.

— Выгонишь?

— Выгоню. Все. Надоело. Пусть все забирает, ничего ненадо.

Это я слышала примерно раз в три месяца.

По той же причине и с той же интонацией.

Они жили вместе уже пятнадцать лет.

Она любила его, и он об этом знал.

— Он вообще-то любит тебя… — сказала я.

— Ничего не надо. Ни любви, ничего. — Она все-такиначала плакать. — Когда ночью не знаешь: где он? С кем он? Когда это всезакончится?

Я гладила ее по голове и говорила одну банальность задругой.

— Он ведь не отпустит меня, — всхлипывалаВероника, — детей заберет. Все заберет…

— Потому что любит тебя. И ты его… Ведь уже сколько разпрощала?

— Все. Надоело!

Она рыдала в голос, не заботясь о том, что могут услышать вдоме.

Мои глаза с готовностью стали мокрыми.

Конструктивного диалога не получилось.

— И что еще за дипломат белый? — не моглауспокоиться Вероника. — Что за лыжный свитер? Зачем? Ведь специальнопозвонил в шесть утра, зная, что только домработка может взять трубку… Может,он собрался куда?

— Ага. В горы, на лыжах. С белым дипломатом. Который доэтого припрятал в котельной. А его похитили, — там была схема черныхтрасс… Вероника, бред!

На столе зазвонил телефон.

Я посмотрела на заплаканную подругу, та покачала головой.

— Не зови меня. Послушай.

Звонила ее старшая дочь. Просила передать маме, что всенормально, она во «Фрайдисе». Я передала.

— Представляешь, — Вероника громкосморкалась, — этот ее Митя, ну, с которым она встречается, сын депутата,устроился по субботам и воскресеньям работать во «Фрайдис» официантом.

— Да ты что? — Я развеселилась.

— Да, и теперь моя там постоянно околачивается, делаетим план.

— А где его охрана?

— Не знаю, — Вероника задумалась. — Наверное,охраняет «Фрайдис».

— Интересно, зачем ему это нужно?

Все-таки не каждый день дети депутатов работают во«Фрайдисе».

— А может, он себе голоса зарабатывает? —предположила Вероника.

— Не знаю. Если эта история станет широко известна — тода.

— Хочешь чаю?

— Давай.

Вероника приоткрыла дверь, крикнула в образовавшуюся щель:

— Олечка! Принеси нам чай! — захлопнула ее обратнои сразу вернулась в свое кресло, забравшись туда с ногами.

— Не хочешь позвонить ему? — спросила я.

— Нет, не буду. Я маме позвонила. На всякий случайпусть приедет. Мало ли что там у него с дипломатами… Может, совсем крышуснесло… А у меня дети.

— Правильно.

— Он же драться начинает. Как только я говорю, что уйдуот него…

— Может, охрану взять?

Вероника задумалась.

Я представила себе, как Игорь после трехдневного отсутствия,сонный, усталый и голодный, возвращается в собственный дом, чтобы забрать изкотельной белый дипломат и лыжный свитер, а вместо этого видит вездебритоголовых молодчиков с автоматами наперевес. Точно подумает, что крышапоехала.

Я описала эту картину Веронике.

— Ага. Он спрашивает: «Кто это такие?» А я говорю:«Где? Никого нет, мы одни». Он подбегает к ним, дергает их за усы, а онимолчат. А я спрашиваю: «Дорогой, что это ты делаешь?» А когда он наконецзасыпает, мы отправляем всех домой. Наутро он думает, что у него была белаягорячка, и бросает пить, курить и нюхать.

— Здорово.

Зашла домработница с плетеным подносом. Налила в чашки чай.Спросила, не хотим ли мы есть. У нее готова запеканка. Мы не хотели.

Забежал Никита. Поцеловал маму, отправляясь на английский,помахал мне рукой. У двери обернулся.

— Мам, купишь мне принтер на Новый год?

— Принтер? Зачем тебе?

— Ну, компьютер у меня есть, все есть, а принтера нет.Цветного.

— Не куплю. Ты знаешь, сколько он стоит? Да и не нуженон тебе.

— Ну и ладно, — Никита абсолютно нерасстроился, — я Деду Морозу закажу.

Мы дождались, когда за ним захлопнется дверь, и рассмеялись.

— Папа приехал! — Радостный Никитин голос изглубины дома.

— О, Дед Мороз собственной персоной. — В голосеВероники слышалось плохо скрытое облегчение.

Я вышла через веранду и уехала.

В среду, парясь в турецкой бане и обмазываясь всевозможнымикремами и масками, мы обсуждали Ленин роман.

Ему было тридцать семь лет, разведен, красив, без вредныхпривычек, которые бросались бы в глаза: вроде не наркоман, не извращенец, не гомосексуалист,не педофил; дарил цветы; не импотент; спрашивал про здоровье мамы; проституткив ночных клубах не здоровались с ним; починил Лене машину; с утра не пил; далсразу прямой мобильный, без всяких секретарш; зажигалками Dupont непользовался; ботинки чистил; очки от Картье не носил; с продавщицами незаигрывал. Лена влюбилась.

Он занимался мебельным бизнесом.

Лена побывала в его магазинах и, будучи воспитаннойдевушкой, расхвалила качество и дизайн мебели, которую он продавал.

Он предложил Лене сменить обстановку в ее доме, выбрав унего в магазинах все, что ей нравится.

Сейчас мы решали, стоит ли ей принять это предложение, иесли да, то в каких размерах.

Нас было трое: я, Лена и Катя.

— Вообще, конечно, у меня все уже старое, —размышляла Лена, — еще муж покупал. Десять лет назад. Надоело ужасно.

— Ну и отлично! — Я считала, что надо брать.

— Но мы всего месяц встречаемся… — Лена бояласьиспортить впечатление о себе.

— Ну и что? Хочешь, я поеду с тобой выбирать? —Кате хотелось с ним познакомиться.

— Нет. — Лена не собиралась рисковать ухажером.

— Что у тебя? Гостиная, кухню обязательно… —прикидывала я.

— Кухнями он не торгует, — перебила Лена.

— Жалко. Кухня — самое дорогое.

— Да у него там достаточно дорогого! — обнадежилаКатя.

— Ну вот. — Я загибала пальцы. — Гостиная,холл, твоя спальня, гостевая…

— Я хочу сделать гостевую в китайском стиле, —уточнила Лена капризно.