Когда становишься старше

Подобно всем прочим человеческим существам, молодой ученый со временем обретает зрелость и, быть может, думает так по истечении очередной прожитой декады лет: «Что ж, вот мне и стукнуло столько-то. Было забавно, согласен, а теперь остается лишь с достоинством прожить отведенный мне срок и надеяться, что хоть какие-то мои свершения меня переживут».

Этакие мрачные мысли, нужно отметить, посещают ученых чаще, нежели большинство обычных людей. Ни один дееспособный ученый не считает себя дряхлым старцем и, если позволяют здоровье, пенсионное законодательство и удача, продолжает наслаждаться главной привилегией молодых ученых – то есть чувствует себя заново родившимся каждое утро. Эта заразительная бодрость духа была присуща целому поколению американских биологов, чьими стараниями, казалось, были временно опровергнуты законы мироздания, утверждающие неизбежность старения: речь о Пейтоне Роусе (1879–1970), Дж. Г. Паркере (1864–1955), Россе Д. Харрисоне (1870–1959), Э. Дж. Конклине (1863–1952) и Чарльзе Б. Хаггинсе (1901–1997).

Вопрос о том, какие именно мыслительные функции приходят в упадок быстрее всего с возрастом, по-прежнему остается открытым. Само собой напрашивается предположение, что первым страдает творчество. Обычно в пример обратного приводят престарелого Верди, сочинившего «Фальстафа» в восемьдесят лет, да и картины зрелого Тициана опровергают данное мнение. Ошибочно заявлять, будто «исследования – удел молодых», и не стоит думать, что награды достаются преимущественно молодым. В своей работе «Научная элита», посвященной американским нобелевским лауреатам, Гарриет Цукерман показала, что применительно к поколению, «подверженному риску», как говорят страховщики (в данном случае – риску внести вклад в науку), будущие лауреаты делали свои открытия, обеспечившие им награду, обыкновенно в ранней зрелости.

Мне стыдно признаваться в этом, но, когда я слышу о пожилых ученых, перед моим мысленным взором встает следующая картина: собрание седовласых старцев, непоколебимо уверенных в своей правоте и изрекающих непреложные пророчества относительно будущего науки, причем с идеями, как выражаются философы, «внутренне ложными»[68].

В зрелом возрасте я крепко сдружился с сэром Говардом Флори[69], моим первым начальником, который прославился открытием пенициллина (извлечение активного компонента из плесени). Сэр Говард с неизменной досадой вспоминал, сколько времени и сил ему пришлось потратить на поиски средств на продолжение исследований. Он обращался за поддержкой в том числе к умудренным старцам, на чью помощь рассчитывал; но эти седовласые «сморчки» лишь отрицательно качали головами («или у них просто был старческий тик», добавлял Флори) и все твердили, что будущее антибактериальной терапии – за синтетическими химическими препаратами по образу и подобию сульфаниламида Герхарда Домагка[70], а вовсе не за органическими грибковыми компонентами, которые больше соответствуют фармакопее «Макбета» (акт IV, сцена I). Как поведал мне в частной беседе историк этого коллектива ученых старцев, мнение, которого они придерживались, казалось вполне обоснованным в ту эпоху, – но вряд ли это их оправдывает. Пускай Флори в свои деятельные годы был склонен к чрезмерному самомнению и чрезмерной агрессивности, это тоже не оправдание (хотя на практике поведение заявителя, как все мы знаем, нередко определяет судьбу его заявки). В общем, вина упомянутого комитета старцев состоит в том, что они сформировали твердую точку зрения в контексте, где были возможны лишь чрезвычайно осторожные допущения.

Сам я нахожу непростительным тот факт, что указанная точка зрения на сульфаниламид и синтетические препараты демонстрировала полное отсутствие воображения и очевидное отсутствие дерзости, необходимой для научной мысли. Безусловно, законы о государственной тайне не позволяют заглянуть на «кухню» тогдашних обсуждений, но нетрудно представить, как члены этого комитета с умным видом убеждают друг друга в справедливости банального тезиса: мол, однажды (не забудем, что как раз шла война) синтетические химические препараты вытеснят все снадобья, над которыми корпят биологи. Впрочем, насколько мне известно, по-настоящему мудрые члены комитета считали, что к идеям Флори и Флеминга стоит присмотреться, однако верх взяли те, кто был настойчивее и говорил громче, кто заставил этих «отступников» устыдиться собственной «недальновидности», кто упрямо придерживался старомодных взглядов.

Избыточную убежденность в собственной правоте можно охарактеризовать как старческую самоуверенность, и последняя для старших ученых ничуть не полезнее чрезмерного юношеского задора молодых.

Пожалуй, приведенные выше рассуждения сочтут необоснованными те, кто полагает, что объем средств на исследования ограничен и необходимо всякий раз делать выбор между проектами и заявками на финансирование. Конечно, средств на науку вечно не хватает, и обиженные будут всегда, но в данном случае враждебность молодых ученых была вызвана не ошибочностью суждений другой группы, а ее притязаниями на владение истиной в последней инстанции; и в конце концов, профессиональных пророков и предсказателей тоже винят не в ошибочности прогнозов, а в том, что они уверяли, будто эти прогнозы непременно сбудутся. Ученый в возрасте, занимающий какой-либо ответственный пост, должен прислушиваться к голосам тех, кто, подобно древнеримским советникам на триумфах императоров, напоминал бы, что все мы смертны, к голосам, побуждающим вспомнить, что все люди без исключения склонны ошибаться и нередко действительно ошибаются. Когда я проработал несколько лет в его лаборатории, профессор Флори пожаловался, что, похоже, он тратил бо`льшую часть своего времени на добывание возможностей исследования для других; правда, отдаю должное его добросердечности и ворчливому здравомыслию – он на самом деле верил, что обязанность старшего ученого заключается в обеспечении благополучия молодых.

В общении со старшими учеными молодой исследователь не должен думать, будто эти ученые запомнили его имя или облик, сколь бы дружелюбными ни были беседы на заседаниях в Атлантик-Сити всего год назад[71].

Не нужно также обхаживать, как говорится, старших ученых и втираться к ним в доверие; подобные усилия обычно бесплодны, поэтому лучше их избегать.