«The solution has nothing to do with the problem» – решение не имеет ничего общего с проблемой. Таким предложением Стив де Шазе поразил нас в начале первого семинара, который он читал в моей клинике. То, что для немецкой ментальности, основанной на глубокомыслии, звучало как пошлая провокация, было результатом тщательного научного исследования. Были рассмотрены все истории болезни в институте в Милуоки. Были точно описаны проблемы, с которыми пациент прибывал на лечение. Было так же точно описано решение, которое было получено в результате терапии. И когда попытались установить связь того и другого – никакой связи не обнаружилось. Просто невероятно! Ведь необходимо знать проблему, прежде чем решать ее! Однако, если приглядеться, здесь другой случай. Дело в том, что, проблема формируется событиями, которые так или иначе происходили в жизни больного. И найти решение в каждом случае возможно только опираясь на особые, для каждого человека разные способности. Если кого-то в стрессовых ситуациях может успокоить музыка, он использует эту способность, чтобы решить самые разные жизненные проблемы: личные, профессиональные, социальные. Другим людям музыка не помогает, зато помогают какие-то другие способности.

По этой причине совет «Я бы на вашем месте…» свидетельствует о невысоком профессионализме. Решение основывается на наших индивидуальных способностях, различающихся и имеющих определенные границы. И именно на эти способности профессиональная терапия должна направлять прожектор внимания. Проблема же, напротив, подпитывается бесчисленными бедами, которые встречаются в жизни. Поэтому она непредсказуема и, находясь вне нас, не поддается влиянию. Следовательно, мы не должны без необходимости тратить время на проблему. «Shit happens» – называется научно-теоретическая убедительная статья де Шазе, в которой он опирается, прежде всего, на языковую философию Людвига Виттгенштейна. Такие статьи очень быстро изгнали из меня типично немецкое предубеждение, что кратковременная терапия де Шазе – это американский фастфуд для душевнобольных. Эти новые терапевтические формы не только максимально серьезно обоснованы теоретически, но и последовательно заботятся, о том, чтобы пациенты освобождались от своих симптомов быстро и надолго. Такое не может быть абсолютно ошибочно.

Однажды к де Шазе пришла пациентка, которая сообщила, что у нее настолько неудобная проблема, что она ни при каких обстоятельствах не смогла бы ему о ней рассказать. У обычного терапевта лечение на этом бы и закончилось, еще не успев начаться. У Стива де Шазе все было по-другому. Он принимал всех пациентов, также и так называемых «немотивированных». Если они пришли к нему, то у них имеется причина. Понять, как помочь в этих сложных случаях, является задачей не пациента, а терапевта. В этом случае задача была ясна: найти решение, не зная проблемы. Де Шазе отнесся с уважением к условиям пациентки и поставил свои вопросы в виде шкалы.

«Представьте шкалу от ноля до десяти. Ноль значит: это настолько плохо, что хуже некуда. Десять означает: ваша проблема решена полностью. Где вы находитесь в данный момент на этой шкале?»

Пациентка назвала число 2. Де Шазе продолжил задавать стандартные вопросы:

«Как вы умудрились добраться от 0 до 2, что помогло вам в этом, почему стало лучше?».

Поскольку пациентка не хотела называть свою проблему, а ответы дали бы указания на нее, де Шазе попросил женщину представлять ответы только мысленно. Пациентка так и сделала. И когда она была готова, де Шазе поставил следующий вопрос:

«Были ли у вас в прошлом хотя бы на короткое время 3 или 4?».

Пациентка снова представила себе мысленно эту лучшую фазу. После нескольких других вопросов был задан «вопрос первого часа»:

«Представьте себе, пожалуйста, до следующего сеанса через три недели, что в вашей жизни и в вашем поведении не должно измениться».

То, что они хотят изменить, пациенты, само собой разумеется, знают, но мысль об этом поворачивает прожектор внимания снова и снова на недостатки, которые есть у каждого человека, и которые мешают ему достигнуть желанной цели. А «вопрос первого часа» направляет внимание именно на все эти индивидуальные способности и силы, которые пациент, подавленный проблемой, потерял из виду. Спрашивать же на следующем сеансе о том, что пациент не хочет изменить, уже не обязательно. «Вопрос первого часа» уже направил внимание пациента на нечто очень полезное – и это действует. На втором сеансе Стив де Шазе поставил еще один знаменитый вопрос о чуде: «Представьте, что вы устали и ложитесь вечером спать. И пока вы спите, происходит чудо. Ваша проблема решена сразу и полностью. Вы просыпаетесь утром, но еще не знаете, что чудо произошло, так как вы спали. Но как вы заметите, что чудо произошло? Если ответ формулируется только в общем виде, например: «Мне лучше», тогда последуют дальнейшие вопросы: «В чем это проявляется?», – и так до тех пор, пока не будет описано конкретное заметное изменение поведения.

Можно для ясности также спросить, как родственники заметили, что чудо произошло, или можно поинтересоваться тем, что можно было бы увидеть, например, в фильме о ситуации после чуда. Такое настаивание на конкретном описании предотвращает утопические представления о цели и позволяет цели выглядеть более реалистично. Главным в вопросе о чуде является то, что пациент сам описывает в высшей степени индивидуальную цель терапии. Один расскажет, как он рано утром, наконец, сам себе будет снова варить яйца и забирать газету. Другой, наоборот, сообщит, что после чуда сможет как следует выспаться. Чем дольше пациент разговаривает об этом, тем ярче становятся картины решений. Таким образом, человек плавно переходит из сферы проблем в область решений, которые ускоряют процесс выздоровления.

Назад к нашему случаю. Стив де Шазе закончил следующие два или три сеанса с пациенткой, во время которых он задавал другие вопросы, каждый раз в соответствии с мысленным ответом пациентки. Пациентка добилась хороших результатов, у нее появилось желание лечится и сотрудничать с терапевтом. Наконец, она добралась по шкале до 8 и объяснила, что теперь дела у нее почти в порядке, и она хотела бы закончить лечение. Несколькими месяцами позднее де Шазе получил открытку из отпуска. В ней было много слов благодарности от этой пациентки, а заканчивалось письмо словами «… и, кстати, сейчас я на 12». Де Шазе так никогда и не узнал, о какой проблеме, собственно, шла речь, но, тем не менее, сконструировал вместе с пациенткой максимально успешное решение.

На этом краткий и произвольный выбор методов психотерапии следует закончить. Можно было бы кое-что еще осветить поподробнее. Так, психотерапия бесед Карла Роджера – это надежный метод, когда терапевт сдержан в интерпретациях и позволяет пациенту в приемлемой атмосфере прийти в себя. Современная психотерапия бурно развивалась в течение приблизительно 100 лет своего существования. После времен борьбы установилось время вежливого взаимодействия. Полезные аспекты разных школ интегрируются в собственную терапевтическую форму, и происходит концентрация на главных вопросах. Если психотерапия – это искусственное, асимметричное, целенаправленное, методическое, временное оплаченное взаимодействие между больным и сведущим в методах терапевтом, тогда она представляет собой определенный проект. Определенный означает ограниченный. И ограниченным в серьезной психотерапии всегда является также и успех.