Между тем, также и другие терапевтические школы научились в большей степени приобщать социальный контекст. Новое системное мышление оказало на психотерапию еще одно революционное воздействие. Независимо от Миланских событий[11], уже в сороковые годы прошлого столетия подобный подход начали использовать в Пало-Альто в Калифорнии, в том числе Грегори Батезон и Пауль Вацлавик, автор бестселлера «Руководство к несчастливой жизни». Школа Пало-Альто использовала классическую точку зрения, вне зависимости от того, какую болезнь нужно было вылечить: анорексию, шизофрению или депрессию. «Насколько реальна реальность?» провокационно спрашивал Пауль Вацлавик. Системная терапия предложила абсолютно новую, менее застывшую точку зрения на действительность. Поэтому системная терапия – это не синоним семейной терапии, хотя последняя и оказала на нее большое воздействие. В принципе, семейную терапию можно проводить в любой форме. С системной точки зрения Вацлавика, суть депрессии можно разделить на части, в соответствии с различными точками зрения пациента, родственников и терапевта. Также в процессе болезни «депрессия» обнаруживает все новые стороны. Однако, задача терапевта – определить наиболее полезные перспективы и усилить их. При этом внезапно специалисты обратили внимание на то, что в самих симптомах заболевания есть смысл, и что их нельзя рассматривать только как недостатки, – в них нужно видеть также источник силы, который следует использовать. «Что хорошего в плохом?», – спрашивал Пауль Вацлавик. И отвечал: смена перспектив и неожиданные приемы. Он умел даже в абсолютно запутанных ситуациях внезапно «увидеть ясные и отчетливые различия». Системные терапевты, взглянув по-новому, раскачали систему, которая застыла в косных и потому болезненных ритуалах.

«Почему, собственно, у вас такая депрессия?». Такой грустный вопрос с терапевтической точки зрения не очень разумен, поскольку страдающий депрессией и без того уже давным-давно и безрезультатно спрашивает себя об этом. Если человек в течение трех четвертей часа должен рассказывать обо всех бедствиях своей жизни, то после этого ему станет, видимо, не лучше, а по-настоящему плохо – и теперь он точно знает почему! Поэтому системные терапевты задают совсем другие вопросы. Например: «Как собственно, вы продержались так долго с вашей депрессией?». И на этот вопрос тот же самый пациент расскажет совсем другую историю. Тот же самый пациент расскажет, что он может еще порисовать, немного погулять, сходить к друзьям, – не так часто, как обычно, но все-таки. То есть, тот же самый пациент расскажет после такого неожиданного вопроса о своих максимальных индивидуальных силах, которые поддерживали его в депрессии. А чем же лечить, как не силами пациента? Заботливо их развивать, помогать пациенту делать то, что помогает – в этом смысл каждой психотерапии, ориентированной на ресурсы больного. И напротив, чем больше говорят на сеансах психотерапии о недостатках пациента, об их причинах и последствиях, тем больше усиливается его отчаяние от собственной беспомощности. Профессиональный терапевт должен суметь направить мысли человека на собственные силы, так как мысли и речь создают действительность, которая «действует» в буквальном смысле этого слова. Поэтому не слишком полезно говорить с больным снова и снова о «депрессии». Системные терапевты обращаются с диагнозами и с симптомами не так, как будто они вечная истина, они растворяют эти застывшие понятия и направляют внимание на творческие индивидуальные способности пациента. «Мы нуждаемся в диагнозах только для больничных касс», – как-то лукаво заметил Пауль Вацлавик на симпозиуме в моей клинике.

Человеком, который начал последовательно совершенствовать приемы терапии, ориентированной лишь на результат, стал американец Стив де Шазер. Отказ от детального изучения проблемы, нацеленность только на ее разрешение, действительно, сокращает срок лечения и ведет к эффективным индивидуальным решениям. Стив де Шазер опирался на исследования гениального психотерапевта XX столетия Милтона Эриксона, который был инвалидом, сидел в коляске и поэтому был вынужден близко наблюдать людей. Терапию, которая развилась из этого, лишь приблизительно можно определить термином гипнотерапия. Эриксон использовал для решения проблем влияние языка, начиная с выбора отдельных слов, тональности и жестикуляции. Гипноз же у Эриксона был скорее побочным феноменом. При этом известно, что гипноз не какое-то дурачество, а хороший метод суггестии, используемый для расслабления (т. е. пациент говорит не сам, как во время аутогенной тренировки, а слушает голос извне).

Процедурные случаи Милтона Эриксона легендарны. Однажды к нему приехала девушка, положила пачку долларовых купюр на стол и сказала, что это ее последние сэкономленные деньги, – она хотела бы пройти у него психотерапию, а когда средства закончатся, она покончит с собой. Обычно за такую терапию не берутся, так как кому хочется общаться с человеком, находящимся под дамокловым мечом явного суицида? Но Эриксон, обладавший глубоким знанием человека, в виде исключения взялся за этот случай. Женщина рассказала ему, что у нее постоянно возникают проблемы в отношениях с мужчинами. Как раз недавно ее опять бросил очередной возлюбленный. Она казалась себе уродливой из-за щербинки в зубах. Коллеги на работе едва обращают на нее внимание. Коллега, с которым она работает в одном помещении, вообще ее не замечает, он с ней даже ни разу не поздоровался. После того, как она все это рассказала Эриксону, он попросил ее выйти с ним во двор. Во дворе был источник. И Эриксон попросил пациентку, зачерпнуть воду из источника, набрать ее в рот и брызнуть через щербинку в определенную точку. Пациентка сделала это. Поупражнявшись, она, в конце концов, приобрела определенный навык попадания струей через щербинку в определенное место на расстоянии более нескольких метров. И тогда Эриксон предложил пациентке неожиданно обрызгать водой через щербинку коллегу, с которым она работала, на рабочем месте, ничего не объясняя, и покинуть помещение. Пациентка нашла это задание довольно странными, но терять ей было нечего. Она поступила, как сказал Эриксон. И надо же, после этого они с коллегой впервые поговорили. Впоследствии беседы между ними происходили все чаще. Наконец, они даже встретились не на службе. Затем они стали встречаться снова и снова… Терапия была давно закончена, но спустя годы Милтону Эриксону пришло письмо с фотографией. Счастливая американская семья с четырьмя детьми, все «keep smiling», а под фотографией подпись: «As you see, Milton, three of my children are blessed with a space». (Как видите, Милтон, трое из моих детей благословлены щербинкой). Подобный прием – это гениальная психотерапия. Щербинка в зубах, которая чуть не стала причиной для самоубийства, стала благословением, решением, которое освободило пациентку от ее тяжелой неуверенности. Такие приемы постоянно удавались Милтону Эриксону.

Ориентированная на решение терапия зарекомендовала себя особенно хорошо у больных, страдающих зависимостью. Эти больные, как сами по себе, так и благодаря окружению, очень сильно сконцентрированы на своих проблемах. И они, естественно, ожидают, что и терапевт тоже спросит их о том, что у них не в порядке. Они испытывают удивление, когда их для начала спрашивают о том, как им удалось удержаться от рецессий. Они озадачены тем, что терапевт интересуется не столько их запоями, сколько периодами воздержания. И чем больше они обращают внимание на то, что удалось им в жизни, тем чаще вспоминают о способностях, которые они для этого активировали. Представление о самом себе при этом улучшается. Только одно это повышает вероятность активизации возможностей личности. Так сама манера постановки вопросов об истории болезни уже ориентирует больного на лечение. Тот, кто, не имея такого терапевтического стимула, крутится только вокруг причин своей болезни, лишь наглядно снова и снова демонстрирует себе собственное поражение. Это может привести к некоторому знанию, но не факт, что поможет найти решение проблемы.