Снова мимо.

— Тогда что?

Кулагин наклонился к моему лицу и прошептал на ухо всего одно слово:

— Совесть.

Длинные волосы щекотали мне щеку.

— И что это должно значить? — недоуменно спросила я, отстраняясь.

— Понятия не имею! — заявил хитрец. — Но думаю, на душе у нашего общего друга какой-то груз. И он готов на все, лишь бы не жить под его тяжестью.

Что ж, версия была не хуже любой другой.

— Спасибо. Это все?

— Есть еще кое-что, — попытался заинтриговать меня молодой человек. — Смотрите.

И он очень похоже изобразил, как будто откидывает со лба прядь волос. Потом поддернул рукав, глядя на воображаемые часы. Поправил невидимый галстук…

И тут меня осенило. Я узнала эти жесты и поняла наконец, кого копировал Макс.

— Станислав Сергеевич, да?

Кирилл кивнул, довольно улыбаясь:

— Вы умная женщина, Евгения. Как вы думаете, как второсортному актеру получить главную роль в сериале? Причем в таком, который гарантированно сделает его звездой? Такой звездой, чтобы школьницы писались от восторга, получив твой автограф?

Я всмотрелась в глаза красавчика.

— Вы что же, намекаете, что господин Каменецкий…

— Ни на что я не намекаю, — фыркнул Кулагин. — Все и так это знают. Тоже мне секрет! Естественно, Максик попал на эту роль через постель Станислава Сергеевича.

— Это важно? — спросила я. — Знаете, сейчас этим никого не удивишь.

— Это вы решайте, важно или нет, — улыбнулся Кулагин, — но мне хотелось, чтобы вы знали. Почти все молодые актеры, которые снимаются у Каменецкого, прошли через его… э-э, гарем.

— Гарем? — Я подняла брови. — А если эти молодые актеры не согласятся на подобный тип отношений?

Кирилл развел руками:

— Вольному воля, спасенному рай, как говорила моя бабушка. Насильно никого не заставляют. Не нравится — иди сниматься в рекламе микроклизмы, и вся страна будет ассоциировать твою физиономию с сортиром. К счастью, Станислав Сергеевич человек непостоянный и быстро теряет интерес к своим юным друзьям. Как только игрушка теряет очарование новизны, он тут же меняет ее на следующую.

Он стоял совсем близко от меня, от его свитера пахло хорошим мужским парфюмом.

— Зачем вы мне все это рассказываете? — напрямик спросила я. — Я не служу в полиции нравов, а господин Каменецкий вряд ли изменит свои привычки. Перевоспитывать его, знаете, поздновато.

— Просто так, для общего развития, — слегка смутился Кирилл. Но мне показалось, что актер лжет. Что-то ты, дружок, темнишь.

— Вы так много знаете о делах Каменецкого…

Тут Кулагин искренне расхохотался, запрокинув голову.

— Вы что же, думаете, я вам рассказываю об этом, потому что сам прошел через гарем?!

— А это не так? — мягко спросила я.

— Не так! — отрезал Кулагин. — Мне повезло, я брюнет латинского типа. А Станислав Сергеевич предпочитает блондинов хрупкого телосложения.

Я внимательно смотрела на него, и наконец Кирилл махнул рукой.

— Ладно, все равно рано или поздно вам кто-нибудь настучит. У нас ведь ничего не скроешь, мы вот уже четыре года проводим в самом тесном общении. Дело в том, что я пользую мадам.

— Какую мадам?

Мадам Сухоткину.

— Кого?!

— Натэллу Борисовну! — раздраженный моей непонятливостью, фыркнул Кирилл.

Признаться, мне понадобилось время, чтобы освоиться с этой мыслью.

Но как раз времени мне и не дали.

Откуда-то издалека послышались крики — как будто сразу множество людей выражало ужас или гнев.

— Стойте здесь! — скомандовала я Кириллу и бросилась в комнату моего подопечного. Распахнула дверь — Макса не было. На столе стояли раскрытая коробка с печеньем и чашка с недопитым кофе.

Я бегом помчалась по коридору. Кирилл меня не послушал — я слышала, как он топает сзади.

На съемочной площадке я резко остановилась, точно наскочила на невидимую преграду. В спину мне едва не врезался Кулагин.

— Допрыгался, так его! — потрясенно выдохнул Кирилл.

Пожалуй, такого мне видеть действительно не доводилось. Киношники замерли на местах и, как по команде, повернули головы в сторону шахты. Кто-то разорвал цветные ленты, огораживавшие проем в полу.

Через десятиметровый квадратный колодец был проложен стальной рельс, уж не знаю, с какой целью. Сейчас на нем балансировал Макс Ионов — босой, в белой рубашке и брюках со стрелками.

Макс стоял спиной ко мне, но я успела разглядеть, что он не успел отойти далеко от края. Я рванулась к нему. Если сбить парня в прыжке, дернуться назад и сгруппироваться, мы в худшем случае испачкаем одежду и наставим синяков…

Но я не успела. Максим сделал шаг над пропастью и оказался вне пределов досягаемости. Еще несколько шагов — и вот он уже на середине рельса. А под ним бездна, уходящая вниз на высоту десятиэтажного дома.

Киношники следили за юным эквилибристом, затаив дыхание. Я не могла понять, что заставило Макса отважиться на такой рискованный трюк. Любителем паркура он не был, в цирке, насколько я знаю, никогда не работал. Да и шел он как-то странно. Нормальный человек на высоте разводит руки, которые служат естественным балансиром. А Максим двигался так, будто под ним линия, нарисованная мелом на полу.

В памяти мелькнули кадры из «Кабинета доктора Калигари» Роберта Вине, первого в истории фильма ужасов. Помнится, там злодей-доктор подверг гипнозу юношу, и походка у того была точь-в-точь как у Макса.

Я вспомнила по-настоящему жуткие кадры из своего любимого фильма и похолодела. Вот только гипнотизера нам здесь не хватало.

Но вскоре здравый смысл взял верх. Я же сама разговаривала с Ионовым вчера перед прыжком с моста, и сегодня тоже, причем совсем недавно. Ни о каком гипнозе речи быть не может, юноша был в сознании и вполне внятно отвечал.

Если Макс решил совершить очередную попытку самоубийства, более эффектных декораций ему не найти. Эта шахта, тридцатиметровый провал под ногами, множество свидетелей, белоснежная рубашка… В чувстве стиля этому актеру не откажешь. А вот с головой у него явно не очень.

Я сделала шаг к шахте, потом еще один. Стараясь не шуметь, я подходила все ближе. Медленно, осторожно…

Оставалась слабая надежда, что, если бы Макс и в самом деле хотел броситься вниз, давно бы это сделал. Может, негодяй просто красуется перед зрителями. Или поспорил с кем-нибудь, что решится на такой трюк. Вот сейчас он пройдет еще пять шагов и спрыгнет на пол по ту сторону колодца…

В глубине души ни в какое пари я не верила. Это она, очередная попытка суицида. Необъяснимая, немотивированная и, судя по всему, на этот раз удачная.