— Хорошо, Натэлла Борисовна, — кивнула я. — Есть одна частная клиника. Мы можем отвезти Максима туда. Конфиденциальность гарантирую, но их услуги стоят недешево.

— Это не проблема. — Натэлла с облегчением перевела дух. — Спасибо, Евгения! Я этого не забуду.

Как ни удивительно, но Максим постепенно приходил в себя. Холодный пот, озноб, бредовые рассказы — ничего этого на подъезде к городу уже не было. Ионов провел ладонью по лбу, словно просыпаясь, взглянул на меня ясными глазами и спросил:

— Куда мы едем? Что, съемки уже закончились?

— Э-э… Максим, ты плохо себя почувствовал на площадке, — быстро нашлась Натэлла, — и теперь тебя нужно показать врачу.

— Серьезно? — удивился актер. — И что со мной было?

Я посмотрела в синие глаза. Неужели он не помнит, как болтался над пропастью?

Макс потер ободранное запястье и поморщился:

— Больно-то как…

— Считай, тебе повезло, — отрезала я и отвернулась от парня. Или он действительно страдает амнезией, или просто ломает комедию.

Клиника «Асклепий» принадлежала моему приятелю, в далеком прошлом врачу «Скорой» Юрию Агееву. Этот человек был мне кое-чем обязан, поэтому я могла рассчитывать на теплый прием и минимум вопросов. Впрочем, в этой клинике лишних вопросов не задавали никому. Закон Агеев старался не нарушать, и этого довольно.

На подъезде к клинике я позвонила Юрию, и нас уже ждали. Максим отказался от помощи — когда Владик Малеев попытался его поддержать, он оттолкнул его и твердым шагом вошел в здание.

Натэлла Борисовна порывалась сопровождать нас, но я настояла на том, что с Максом пойду я одна. Венедиктов, Малеев и Натэлла остались в приемной.

Вообще-то Максим Ионов был совершеннолетним, и его диагноз являлся врачебной тайной. Но если актер невменяем, это меняет дело. А уж попытка самоубийства вообще требует того, чтобы о ней поставили в известность полицию.

Юрий Агеев, хозяин клиники, провел нас в смотровой кабинет. Пока Максим раздевался за ширмой, точнее, переодевался в одноразовую одежду, Юра уединился со мной.

— Женя, что случилось? Знаю, ты бы не стала обращаться ко мне без крайней необходимости. Очень уж ты щепетильная, матушка.

Я поморщилась.

— Дорогой, нет времени обсуждать особенности моей личности. Ты прав, кое-что случилось. И теперь мне нужна твоя помощь.

Я постаралась как можно короче изложить историю знакомства с Максимом Ионовым от полета с моста до сегодняшнего прыжка в шахту. Юра слушал, и мохнатые брови его поднимались все выше и выше. Я постаралась не пропустить ни единой подробности, которая могла бы оказаться важной. Наконец Юрины брови замерли в такой высокой точке, что я предпочла остановиться.

— Теперь одна надежда на тебя и на возможности медицины, — вздохнула я.

— Так, Евгения Максимовна, — покачал головой Агеев. — За двадцать лет работы на «Скорой» я чего только ни повидал. Но такого даже я не слыхивал. Ладно, пойдем обследовать твою звезду. А ты пока посиди-ка в приемной. Или нет, сейчас скажу медсестре, пусть обработает твои руки. Смотреть страшно.

— А, пустяки, — отмахнулась я, но возражать не стала. Агеев нажал кнопку. Вошла медсестра в нежно-зеленом костюме, и доктор отдал распоряжения относительно меня.

— Слушай, я бы не хотела оставлять парня одного, — озабоченно проговорила я.

— Он что у тебя, совсем буйный? На людей бросается?

— Да нет вроде. Скорее для себя опасен.

— Тогда иди с миром. Я в психиатрической бригаде восемь лет оттрубил, и не таких видали.

Я вышла из кабинета и прошла в другой, где медсестра ловко обработала мне раны на щиколотке и ладони и заклеила их каким-то хитрым пластырем. После этого я присоединилась к коллегам Максима. Обследование заняло полтора часа. У актера взяли кровь на анализ, просветили рентгеном, сделали томограмму, уже вторую за последние два дня. Я поймала себя на мысли, что тоже виновата перед Максом. Если бы я вчера настояла, чтобы парня показали психиатру, сегодняшнего инцидента можно было бы избежать.

Наконец Агеев позвал меня в свой кабинет, уселся за массивный стол, важно откашлялся, потрогал фигурку на столе — мужик в греческой хламиде держит жезл, который обвивает здоровенная змея, — и наконец заговорил.

— В общем, Евгения, дела такие. Ты была права, у мальчишки проблемы. В целом со здоровьем у него неплохо — так, легкая анемия и хронический недосып, но ничего страшного.

— Меня его анемия не волнует, — не выдержала я. — Лучше скажи, что у парня с головой.

— Томограмма идеальная, ЭХО и РЭГ в полном порядке. Симптомов физических и психических заболеваний я не нахожу.

— Ты уверен? — удивилась я.

— Поверь, я знаю где искать, — развел руками Юрий. — Ни малейших признаков шизофрении или чего-то из учебника по психиатрии. Парень здоров.

— Тогда что происходит? Он по меньшей мере трижды пытался себя убить. Как думаешь, он что-то принимал? Наркотики, психоактивные вещества?

— Полагаю, дело в этом, — кивнул Агеев. — Конечно, мальчик все отрицает. Но ведь никто не признает: «Да я, знаете, на досуге балуюсь наркотой, помогает расслабиться». Но что-то такое там точно есть, уж поверь моему опыту.

— И что мне делать?

— Мы взяли у твоего мальчика кровь на анализ. Завтра будет готово.

— А нельзя ли поскорее? — вскинулась я.

— Знаешь, Евгения, эритроциты приказам не подчиняются, — усмехнулся Юрий. — Придется подождать. Если хочешь, могу положить твоего юного друга в клинику до утра. Здесь он будет в безопасности: охрана у меня не намного хуже, чем в Кремле. Иногда очень солидные люди здесь… отдыхают. Знаешь какие?

— Не знаю и знать не хочу! — отрезала я. — У меня и своих проблем хватает.

Идея с клиникой показалась мне просто блестящей. Максим проведет эту ночь в полной безопасности. А я тем временем кое-что выясню.

— Спасибо, Юра! — Я встала. — С меня причитается.

— Да ладно, — Агеев пожал плечами. — Оплатишь счет, как все. И никаких проблем.

Киношники вовсе не обрадовались известию, что Макс остается здесь, но спорить с Агеевым никто не рискнул. На прощанье я еще раз попросила Юрия, чтобы за нашим общим другом смотрели как следует. Вот сегодня стоило мне отвлечься всего на десять минут — и что получилось!

Агеев заверил меня, что круглосуточное наблюдение Ионову обеспечат, и мы распрощались.

Усталые и мрачные, мои новые знакомые погрузились в микроавтобус и поехали в гостиницу. Был уже вечер, совсем стемнело, и «Стольный град» сиял огнями. Перед гостиницей, как обычно, толпилась стайка фанаток. Очевидно, это были самые стойкие из девушек — дрожали на холодном мартовском ветру, но не уходили, упорно ожидая чего-то. Или кого-то?