Во-вторых, послать отряд партизан на север, чтобы преследовать македонян на их собственной территории, «вести непрерывную раздражающую войну»[234]. Такой подход был бы превентивным, а не реагирующим. Теоретически это был хороший план, но он требовал значительного финансирования, и афиняне, вероятно, не хотели продолжать конфликт после изнурительной Социальной войны (357–355 годы до н. э.). Демосфен завершил речь предупреждением: если они не сразятся с Филиппом сейчас, пока он еще держится севера, он скоро появится у них на пороге[235]. Однако его слова не достигли цели. Глашатай попросил поднять руки в поддержку предложения Демосфена. После приблизительного подсчета стало ясно, что, несмотря на яркость выступления, его новый стиль и эмоциональное содержание, оратору не удалось поколебать большинство. Но это был не конец спора, а только начало. В течение следующих нескольких лет Демосфен произнес много пламенных речей против македонского царя, сделав на этом себе имя. Он был убежден, что на карту поставлено будущее Афин. И оказался прав.

Демосфен был не единственным, кого беспокоила македонская агрессия. Халкидский союз, возглавляемый городом Олинфом, наблюдал, как с каждым годом росла мощь Филиппа, а близость территорий вскоре сделала конфликт неизбежным. В нарушение существующего соглашения они предложили совместные действия Афинам. Услышав эту новость, Филипп решил нанести халкидским вождям предупреждающий визит и, по-видимому, рассказал басню о боге войны Полемосе и богине Гибрис (буквально «наглая надменность»)[236]. Согласно сказанию, эти боги были последними из бессмертных, не разделенными на отдельные существа. Бог войны так любил Гидрис, что, куда бы она ни пошла, в страну, город или деревню, бог войны обязательно следовал за ней. Не слишком тонкий намек, но в изяществе не было необходимости. Филипп владел лучшей армией, он это знал. Он ушел с Халкидики, но его влияние сохранилось. Так, некий Ласфен уже крыл дом подаренной ему македонской древесиной, а некий Евтикрат, судя по всему, бесплатно получил большое стадо крупного рогатого скота. Другие внезапно становились обладателями овец или табунов лошадей. Золото Филиппа проникало за городские стены[237].

В 349 году до н. э. Филипп решил обойтись без предупреждения и вторгся на Халкидики, вероятно, под предлогом, что Олинф дал убежище двум его единокровным братьям, Арридею и Менелаю (третьего и старшего единокровного брата, Архелая, он к тому времени уже устранил)[238]. Филипп поставил городу ультиматум: либо его братья покинут Олинф, либо он – Македонию[239]. Его армия рассредоточилась по региону, начиная с периферийных городов Халкидского союза. Одни он сровнял с землей, других убедил подчиниться, подкуп и предательство привлекли третьих. Это был коварный план, направленный на то, чтобы изолировать главный город. К концу первого года под его властью оказалась большая часть полуострова. Олинф предпринял шаги, чтобы заключить союз с афинянами. Демосфен поддержал их просьбу в знаменитых Олинфских речах. Справедливо заметив, что защитники теперь «ведут войну не ради славы и не из-за участка земли, а ради того, чтобы спасти отечество от уничтожения и рабства»[240], он призывал своих сограждан к сплочению, и его услышали. В ходе войны на Халкидики отправились три отдельных отряда, но последний прибыл слишком поздно, чтобы чем-либо помочь[241].

В следующем, 348 году до н. э., Филипп занял оставшиеся отдаленные крепости и сразился с олинфским войском в двух битвах. Потерпев поражение, противники отступили в свой город, под защиту крепких стен. Сегодня археологические раскопки Олинфа производят жутковатое впечатление. Разрытые останки цветущего города кажутся внезапно срезанными до основания, буквально до каменных фундаментов. Внутри домов обнаружены слои обрушившейся черепицы, покрывающие древние полы со следами сильного пожара. Среди обломков обнаружены многочисленные пращи и наконечники стрел, на многих написаны имена нападавших: Филиппа и некоторых его военачальников. На одном найдены слова: «Неприятный подарок», что свидетельствовало о грубом чувстве юмора македонских воинов[242].

В конце концов жителей Олинфа сломила не осадная тактика. Демосфен рассказывает, что 500 всадников перешли к Филиппу, а вскоре и сам город был предан его вождями[243]. Армия грабила, насиловала, сжигала. Стоя на ухоженной площадке, трудно представить сцены происходившей здесь бойни: оглушительный звук рушащихся зданий, треск и грохот бушующих пожаров, крики солдат, которые борются за лучшую добычу, срывая полки со стен и разбивая деревянные сундуки. Мужчины, женщины и дети Олинфа были собраны и закованы в цепи, вырваны из нормальной жизни и низведены до статуса рабов. Многие были проданы, чтобы собрать дополнительные средства на дальнейшие военные кампании. Их судьба должна служить напоминанием о том, что каждая великая историческая победа построена на трясине человеческих страданий. В тот летний день 348 года до н. э. город был разрушен до основания. За исключением нескольких мелких деревень, никогда больше его территория не была заселена. Там, где когда-то стояли дома, остались груды черепицы, фонтаны и рынки опустели, звуки городской суеты сменились тишиной и стоном ветра над руинами. Олинф стал призраком. Даже окрестная сельская местность оставалась необитаемой вплоть до поздней Античности, а дурные воспоминания сохранились в этом крае на века. О братьях Филиппа больше никто не слышал.

Олинф. Werner Otto / Alamy Stock Photo

Весть о разрушении Олинфа распространилась по всему греческому миру. Это было громкое заявление о том, на что способен Филипп. Позднее Александр воспользовался тем же оружием устрашения. Несмотря на поразившую всех жестокость, действия Филиппа произвели ожидаемый эффект. Халкидики стал частью его царства, новые земли были переданы сподвижникам, и регион больше никогда не сопротивлялся. Для македонян настало время праздновать.

ГОРОД ЗЕВСА

Философ Демокрит однажды сказал, что «жизнь без праздника – это длинный путь без заезжего двора»[244]. Праздники давали необходимый отдых от рутины повседневной жизни, возможность пообщаться и повеселиться. Они столь же важны в современной Греции, как и в древней, и продолжают придавать течению дней календаря остроту и вкус, хотя сегодня отмечают христианские события, а не восхваляют языческих божеств. В Северной Греции многие праздники сохраняют элементы, очевидно восходящие к архаичным временам, о которых не осталось ни воспоминаний, ни письменных свидетельств. Традиции, фольклор и история сплелись в них гордиевым узлом. Дух прошлого все еще можно почувствовать в январе среди одетых в козьи шкуры арапидов региона Драма, чей устрашающий вид, тела, украшенные колокольчиками, по мнению местных жителей, изгоняют злых духов и пробуждают весну. Или во время карнавала в Наусе, когда юноши в призрачно-белых масках исполняют боевые танцы на улицах, пропитанных дымом от барбекю и петард. Другие празднества – это откровенное прославление языческого прошлого, например фестиваль фаллосов в Тирнавосе, неподалеку от Ларисы, который проводится в первый понедельник Великого поста. По этому случаю местные жители выставляют на улицах изготовленные из разнообразных материалов пенисы всех мыслимых размеров, призывая прохожих поцеловать их гордые творения; женщин поднимают на плечи, чтобы принести плодородие, а вокруг кипящих котлов со шпинатным супом громко распевают непристойные песни. Среди ритмичного боя барабанов и звуков деревянных флейт все еще чувствуется присутствие Диониса. Его тень продолжает веселиться, музыка и танцы длятся до поздней ночи, современные вакханки распаляют энтузиазм вином, ципуро и узо.

Месяцы древнего македонского календаря были названы в честь богов и их праздников, связанных с этими периодами года и зачастую совпадающих с важными датами сельскохозяйственного цикла[245]. Особое значение имели два праздника: весенний Ксандика, отмечавший начало сезона военных кампаний: войска участвовали в учениях, тренировочных боях и военных танцах, ритуально очищались перед грядущими сражениями, проходя между расчлененными частями убитой жертвенной собаки; и праздник Зевса Олимпийского и Муз, который знаменовал наступление македонского нового года – он приходился на первое новолуние после осеннего равноденствия, примерно в начале октября[246]. Современные дни святых воинов Георгия и Димитрия, отмечаемые 23 апреля и 26 октября, вероятно, восходят к древним праздникам, отмерявшим этапы сезонных миграций пастухов на высокогорные пастбища и обратно. В конце V века до н. э. Архелай основал или реорганизовал праздник Зевса Олимпийского и Муз, превратив его в грандиозное чествование Диона – города Зевса, расположенного у подножия горы Олимп[247]. Если Эги был родовым очагом Македонского царства, то Дион стал