Снаружи снова кричит сова.

— Я тоже, — признается Кадара.

Довольный тем, что смог оказаться полезным для своих крепких и искусных в обращении с оружием спутников, Доррин умиротворенно смотрит на огонь очага. Обычный огонь с лишь едва уловимым белым налетом хаоса. Что-то побуждает его расстегнуть суму. Он примечает внутри блеск монеты. Недоуменно протянув руку, юноша достает серебреник, рядом с которым нашаривает еще один деревянный жетон. Покачав головой, он перекладывает и то и другое в кошель.

— Что это у тебя?

— Деревянный жетон.

Глаза Кадары суживаются:

— Как ты это проделал, Доррин?

— Что проделал?

— С лошадьми.

— Ага, я тоже об этом думал, — подает голос Брид. — Похоже, никто не собирался продавать нам лошадок, покуда ты не заговорил с лавочником.

— А, с Хертором... — рассеянно говорит Доррин, думая о серебренике и жетоне. — У его старой собаки отнялись ноги. Я даже не понял из-за чего, но малость помог. Он был мне благодарен.

— Ты вроде бы говорил, что не большой Мастер целительства, — с укором произносит Брид.

— Все не так просто, — вздыхает Доррин.

— И это ты уже говорил.

— Собаки меньше людей, да и сращивать мне ничего не пришлось. А ей было очень больно.

Кадара медленно качает головой:

— И за это он дал тебе жетон? Я ведь видела, как ты сунул его конюху.

— Я понятия не имел, что он так много значит, — смущенно отвечает Доррин. — Взял так, на всякий случай.

— А я, — смеется Брид, — понятия не имел, что так много значит простая собака. Но рад тому, что твой «всякий случай» помог нам обзавестись лошадьми.

Доррин вспоминает, с каким чувством говорил Хартор о своей «старушке», и молча откладывает сумы в сторону.

Доррин беспокойно ерзает в седле, но он так натер себе зад, что устроиться поудобнее не удается ни в какую. «Наверное, — думает он, — топать пешком — и то было бы лучше». Но вот едущая впереди Кадара не только непринужденно сидит на своей гнедой кобыле, но еще и проделывает на ходу упражнения с мечами.

Глядя на нее, юноша подумывает, не поупражняться ли и ему со своим посохом, но тут же отказывается от этой идеи. Когда ноги стерты с внутренней стороны чуть ли не до крови, а на заду мозоли, такая затея не сулит ничего хорошего ни ему, ни Меривен. Он понятия не имеет, почему назвал свою кобылу именно Меривен, но так уж вышло. Кличка вроде бы как сама пришла на ум: не мог же он звать вороную просто «лошадью».

Доррин снова смотрит на посох, сознавая, что упражняться ему, так или иначе, необходимо. Нельзя всецело полагаться на защиту своих спутников и полностью от них зависеть. Взять хотя бы их встречу с разбойниками: у него до сих пор не зажила рана, тогда как Кадара с Бридом разделались с этими головорезами как с младенцами.

— Эта развалюха не может быть твердыней старых герцогов Монтгрена, — бормочет он, глядя на сложенную из белого камня крепостцу со стенами не выше пятнадцати локтей. Правда, стоит это укрепление поверх засыпанных землей и заросших сорняками развалин другого, куда более мощного. Ниже, в долине, лежит обнесенный невысокими каменными стенами город Вергрен.

Плывущие по небу белые облака не мешают послеполуденному солнышку приятно греть спину.

— Что-то не так? — спрашивает Брид, придерживая своего рослого мерина.

— Да вот, цитадель... — неопределенно откликается Доррин, прикидывая в уме, какая невероятная мощь потребовалась, чтобы сравнять с землей старый замок.

— Ну и что — цитадель? — усмехается Брид. — Можно туда наведаться, посмотреть что там к чему, — его затянутая в перчатку рука указывает на реющее над воротами белое с кровавой каймой знамя.

— Нет уж, спасибо, — мотает головой Доррин. — Ты как хочешь, а я в город.

— Неужто ты и вправду решил, что Брид зовет тебя в башню Белых чародеев? — спрашивает Кадара.

Доррин краснеет. Он злится на себя из-за своей непонятливости. Надо же ему было принять шутку Брида всерьез! Наверное, все дело в искреннем тоне здоровяка; это сбивает с толку.

Юноша туго натягивает поводья. Кобыла с недовольным ржанием ускоряет шаг, и жжение с внутренней стороны бедер тут же напоминает ему, что наездник из него аховый. Поправляя вставленный в держатель посох, он боится оглянуться: а ну как Кадара снова над ним смеется. И шуток он не понимает, и на лошади болтается как куль с овсом... Доррин досадливо поджимает губы.

Все трое направляют коней вниз по склону, к воротам Вергрена.

— Интересно, как же это случилось со старым замком? — бормочет Доррин себе под нос.

— Ты о чем? — вежливо осведомляется Брид.

— В рассказах Основателей описывается могучая герцогская твердыня, но, по-видимому, Белые разрушили ее до основания. Они захватили Монтгрен, тогда как в Галлосе, как и прежде, правит префект, а в Хидлене — тамошний герцог. Одних они трогают, других — нет... Не совсем понятно.

Брид смотрит на Кадару, потом снова на Доррина.

— Но ведь Лортрен нам это объясняла, — говорит он.

— Она объясняла, а Доррин ничего не слышал — как всегда, думал о своих машинах, — смеется девушка.

Рыжеволосый паренек снова краснеет.

— То был вопрос политики, — поясняет Брид. — Монтгрен был важен для Белых из-за своего положения, в целом же они предпочитали не устанавливать в княжествах свою власть напрямую, а заключать выгодные для себя союзы. Кроме того, им платили за поддержание в порядке дороги.

— Чепуха какая-то, — сердится Доррин. — Кому нужна такая длиннющая дорога? Кого понесет в эдакую даль?

— Никакая не чепуха, — возражает Кадара. — У нас на Отшельничьем тоже есть дороги. А самая главная из них — Восточный Океан. Для острова это прежде всего торговый тракт.

Доррин прекрасно знает, что она права, но от этого досадует еще пуще. Кадаре с Бридом любые дороги нипочем, а он не чает, когда сможет слезть с седла.

Впереди показываются городские ворота, и юноша, попридержав Меривен, пропускает спутников вперед.

Деревянные створы ворот выглядят впечатляюще, а железные петли, вмурованные в камень арки, будут, пожалуй, потолще Бридова предплечья. Однако, похоже, эти внушительные ворота не закрывались годами. А охраняет их одна-единственная женщина-страж, примостившаяся у амбразуры надвратной башенки. Караульную окружает белая аура, однако когда путники проезжают под аркой и въезжают в город, выражение ее лица не изменяется.

— Куда направимся?

— Для начала на центральную площадь, — предлагает Брид. — Такие есть во всех городах.

По правую сторону узкой улочки две женщины в толстых бесформенных блузах, мешковатых штанах и сапогах несут корзины со стиркой. Проезжающих всадников они не удостаивают ни малейшего внимания.