Я вспомнила Белова. Сложный мужик. Стальной. Без лишних эмоций и телодвижений, как терминатор. Таких ни жалостью, ни подхалимством не проймешь.

— Я не знаю, что делать, — созналась обреченно.

— Придумай что-нибудь. Пой, пляши, стучи в бубен. Не мне тебя учить, — ядовито отозвалась Аллочка, — ты же всегда умудрялась выбираться из самых неприятных ситуаций.

Если бы. В последнее время я напрочь растеряла эту жизненно важную способность.

Алла достала из сумочки свой телефон и начала в нем копаться, шустро гоняя пальцем по экрану.

— Так. Сегодня у него занятия до пяти вечера. Вот к этому времени тебе надо придумать, как найти с ним общий язык.

— Алла, я не знаю…

— Никаких «не знаю»! Решай вопрос! Чтобы в пять часов как штык была возле его кабинета!

***

Я была у его кабинета без десяти пять. В голове полнейший сумбур, сердце грохочет, руки трясутся, и нет ни единой мысли, как исправлять ситуацию. Он точно меня пошлет. Вот как увидит, так сразу и отправит в заоблачные дали.

— Что вы здесь делаете? — раздался голос совсем рядом.

Я так была поглощена своими мыслями, что пропустила появление преподавателя.

Он смерил меня отстраненным взглядом и начал отпирать кабинет.

— Я к вам.

— Зачем? — в голосе ни единой эмоции. Робот!

— Начет курсовой работы.

— Пришли каяться? — предположил он, заходя внутрь, а я, не дождавшись приглашения, шагнула следом.

— Нет. Я принесла свою настоящую работу. Распечатала еще раз…

На его лице появилось откровенно скучающее выражение. Сейчас точно выкинет!

— У кого-то нашли готовый вариант?

— Нет. Сама делала. Я могу это доказать.

— Интересно, как? — на самом деле ему было совсем неинтересно. Ему было все равно. Он уже решил, что я лгунья, которая пытается его обдурить.

— Я прямо здесь, при вас, могу написать, как у меня в расчетной части.

— Да вы что? — он позволил себе изобразить изумление. — Здесь? Сейчас? Да еще и при мне? Вот это да!

Каждое слово так и сочилось иронией.

— Да.

— Так уверены в своих силах?

Под этим прямым, как топор, взглядом моя уверенность таяла на глазах, но делать нечего. Хуже уже не будет. Надо карабкаться.

— Я готова попробовать.

Борис Тимофеевич одарил меня еще одним долгим пронзительным взглядом, а потом кивнул.

— Хорошо. Вот вам лист. Вот вам стол, — кивнул на место, прямо перед собой, — сумку кладете вон туда, в угол. Это, — указал на потрепанный курсовик в моих руках, — можете положить вон туда, на самый дальний стол. Никаких телефонов. У вас есть полчаса времени.

Эх ты, е-мое! Полчаса! Да я несколько ночей подряд сидела, пытаясь ее сделать.

Снова пристальный, испытующий взгляд. Белов ждал, когда я сдамся и отступлю.

— Я готова.

Готовности не было вообще. Вся надежда только на память.

— Время пошло, — равнодушно сообщил он и начал проверять студенческие тетради.

Я схватила ручку и принялась торопливо писать. Только бы не запутаться в этих формулах и бесконечных числах!

Сначала шло хорошо. Я идеально помнила начало курсовой. Формулы, допущения, условия. Ручка так и летала над листом, оставляя за собой неровные, рваные строчки. Я даже поверила на какой-то миг, что все у меня получится, но спустя некоторое время воспоминания смешались, я начала путаться в выводах и преобразованиях.

— Можно еще лист? — попросила у преподавателя. Он вместо слов только кивнул в сторону кучи черновиков.

Я схватила сразу стопку и упорно продолжила продираться сквозь ученые тернии.

Шло из рук вон плохо. Я пару раз сворачивала вообще не туда, куда следует, в сердцах все зачеркивала и начинала заново, а на паре моментов психанула так сильно, что смяла лист. По спине градом катился пот, я вся раскраснелась и едва дышала от волнения, но не сдавалась. Продолжала из упорства, из вредности, из желания доказать что-то не только ему, но и самой себе.

— Да ё… — прошипела, когда в очередной раз зашла в тупик со своими умозаключениями.

— Что?

— Ничего. Простите, — и дальше писать.

Вот так, через силу, через трехэтажный мат, ругаясь себе под нос, я все-таки дошла до финала. Причем, весьма специфического.

Передо мной лежал лист с конечными результатами, и они совершенно не совпадали с тем, что я сделала в прошлый раз. Зашибись.

— В чем дело, Осипова?

— Вы знаете, — устало произнесла я, — даже если бы вам в руки попала моя настоящая работа, вы бы мне за не поставили выше тройки. Там были одни ошибки, и выводы совсем не такие.

— Даже так? — хмыкнул он.

— Я там неправильно выполнила преобразования. Должно ведь получиться вот так? — обвела ручкой финальный результат и показала преподавателю.

Он мимолетом опустил взгляд на лист и кивнул.

— Значит, в прошлый раз я точно налажала, — шумно выдохнула и начала собираться, — простите, что отняла у вас время.

Обидно. Пыталась что-то исправить, а результат остался прежним.

— Да, времени ушло предостаточно, — Белов указал на часы.

Только сейчас я заметила, что отведенные полчаса растянулись почти в два с половиной.

— Простите, — сказала еще раз и отправилась за сумкой.

— Значит, говоришь, что твою работу подменили? — внезапно спросил он. — И кто же это сделал? Кто-то из группы?

Перед глазами снова возник образ нахала, который так жестоко меня подставил.

— Понятия не имею.

Нет смысла жаловаться. Это моя война.

— Кто твой дипломный руководитель? — поинтересовался Белов, а я покрылась испариной. Начинается. Права была Алла, во всем права. Он собирается завалить меня на защите.

— Нет у меня руководителя, — буркнула тихо, — не нашла пока. Кто-то меня не хочет брать, к кому-то я сама не хочу идти.

— Я не удивлен.

Мне нечего было ему ответить. Не удивлен, значит, не удивлен. А я что могу сделать? Все что могла — уже натворила.

— До свидания, — промямлила и, повесив, сумку на плечо направилась к выходу.

— Я могу взять вас на диплом, — произнес Борис Тимофеевич, когда я уже взялась за ручку.

— В смысле? — медленно обернулась и уставилась на него, не понимая, шутит он или нет.

— В прямом. Я готов стать вашим научным руководителем.