— Нет у меня таких фотосессий! — рявкнула она, не отрываясь от телефона. Сообщения все приходили и приходили.

— Есть. Папка со скромным названием «Курсовые».

Верховцева дернулась и вскинула на меня изумленный взгляд:

— Откуда…

У нее глаза стали огромные-преогромные, а лицо вытянулось так, что стало похоже на лошадиную морду.

— Оттуда.

Пупсик не просто друг. Пупсик — чокнутый хакер, которого хлебом не корми, дай в чужом белье поковыряться. Он за ночь такого компромата накопал, что эту сучку запросто прижать можно.

В этот момент дверь распахнулась, и в аудиторию вошла гадкая троица — Марк, Игорь и, конечно же, Мерз. Без него никак. С его появлением сердце снова начало биться, как сумасшедшее, и мое непробиваемое спокойствие дало трещину. Дальше строить из себя мисс Непобедимую не было никакого желания. Да и сил тоже.

— Надеюсь, мы друг друга поняли? — напоследок бросила Ирке и отвернулась, чтобы не видеть их страстного приветствия.

— В чем дело? — прохладно поинтересовался Захар, проходя мимо меня, будто мимо пустого места.

— Ничего, — голос у Верховцевой был немного истеричный, но она пыталась улыбаться, — обсуждали кое-что.

— Что?

— Не скажу. Это только между нами девочками.

Я чувствовала на спине тяжелый внимательный взгляд Мерза, но так и не смогла найти в себе силы обернуться и посмотреть в ответ.

Неделя прошла. Кое-как со скрипом. Даже не прошла, а проползла в каком-то томительном мрачном ожидании.

Ирка притихла. До этой курицы дошло, что, во-первых, у меня за спиной есть люди, которые в случае чего могут помочь, а во-вторых — я настроена решительно, и если потребуется вывалить на обозрение ее грязное белье — сделаю это, не раздумывая. Мне терять нечего, и покорно терпеть издевательства не собираюсь.

Остальные одногруппники продолжали кусаться, как моськи, пытающиеся ухватить за ногу. Громко, бестолково и трусливо. Цыкнешь в ответ, скажешь что-нибудь — и все, сразу затыкаются. Особенно если вывернуть так, что другие над ними же начинают смеяться. Работать бесплатным комиком мне порядком надоело, но лучше уж так, чем молча проглатывать.

Волшин… Отдельная тема. Он так и продолжал виться вокруг меня. Куда ни повернешься — везде его ухмыляющаяся физиономия. Тоже издевался, но по-другому. В его глазах я видела интерес. Искренний, неподдельный, он явно получал удовольствие от наших пикировок, а еще постоянно пытался облапать, зажать где-нибудь. Неандерталец хренов. Самэц! Правда, надо отдать ему должное, он никогда не присоединялся к коллективной травле, предпочитая изводить меня в индивидуальном порядке. По-моему, я ему нравлюсь. И по-моему, ему не нравится, что Мерз первым ко мне покатил.

Кстати, о Меранове. Он затаился. Стабильно делал вид, что не видит меня, что меня попросту не существует. Это напрягало. По разным причинам.

Мне не нравился вот это отстраненный игнор с его стороны. Наверное, потому что я больная. Потому что мне хреново смотреть, как он со своей Иркой зажимается на переменах, как они ходят за руку. Я ревновала, как последняя дура, давилась своими эмоциями, и никак не удавалось избавиться от колючего узла в груди. Не знаю, как он это делал, но я с каждым днем все сильнее насаживалась на крючок. Сидела на занятиях и все силы прикладывала, чтобы не поворачиваться в его сторону. Чувствовала его на каком-то зверином уровне. И сердце гудело, как трансформаторная будка. Больная зависимость, с которой не справиться.

Другая причина, по которой меня напрягало молчание Захара — это то, что я ему не доверяла. Не мог он меня оставить в покое. Просто не мог и все. Стоит только расслабиться, и он ударит. Сильно и не жалея.

***

В четверг нам должны были сообщить оценки за большую курсовую работу, которую мы сдавали на прошлой неделе. Одногруппники дергались, опасаясь оценки Тимофеича, а я, наоборот, была спокойна, словно удав. Курсовик оказался сложным, я с ним просидела не одну ночь, но в итоге справилась. На пять баллов не рассчитывала, но вот на твердую четверку надеялась.

Борис Тимофеевич показался мне преподавателем, которому на все наплевать. Говорил размеренно, голос никогда не повышал, эмоций не показывал, со студентами держался отстраненно. Даже когда бестолковый студент лажал, он спокойно говорил «придете на пересдачу» и все. Я не могла взять в голову, почему его все боялись.

Когда он зашел в аудиторию, все вытянулись по струнке, и было слышно, как за окном лениво падает капель. Он прошел к столу, сел, не торопясь раскрыл папку, в которой принес наши работы, и начал озвучивать результаты.

— Антонова — три. Белкина — четыре с минусом. Волшин — три. Дмитриев — незачет...

И так дальше по списку. Поддавшись общему волнению, я ждала свой результат, затаив дыхание, и очень удивилась, когда меня не прозвучало на букву «О». И вообще не прозвучало.

— Все услышали свои оценки? — уточнил он, складывая наши работы стопкой.

Я вскинула кверху руку:

— Вы меня пропустили.

Он поднял взгляд от бумаг и посмотрел на меня так, что внутри все перевернулось.

— А вы у нас…

— Анна Осипова, — подсказала я.

— Осипова, — хмыкнул он и снова открыл свою папку. Там осталась последняя работа. Моя, — незачет.

Меня будто по голове пыльным мешком огрели.

— То есть как незачет? Я все сделала!

— Если под «сделала» вы понимаете «надергала кусков не пойми откуда», то да, — он был невозмутим как танк, а меня начинало потряхивать.

— Я не понимаю…

Он взял маркер и отошел к доске. Я снова вскинула руку:

— Я хочу посмотреть свою работу!

— Все просмотры после занятия.

Я не дотерплю до конца пары. Меня просто разорвет.

— Мне надо увидеть сейчас, — произнесла с нажимом. Преподаватель вопросительно вскинул брови, а группа вообще притихла, словно кругом не люди, а статуи.

Я не отвела взгляда, продолжала смотреть ему в глаза, а легкие еле справлялись со своей задачей. Каждый вдох — кислотой по венам.

— Раз так настаиваете… — Борис Тимофеевич указал на мою курсовую, — прошу.

Я вскочила со своего места и со всех ног бросилась к преподавательскому столу. На титульном листе красовалось слово «незачет», выведенное красной ручкой, и аккуратная сложная подпись. Трясущимися руками открыла первую страницу, вторую, пятую. Все нормально. Я не понимаю претензий. Чем он недоволен? Все ведь нормально.

Потом я перевернула еще лист, и у меня глаза на лоб полезли. Какие-то нелепые цифры, выводы из разряда «потому что гладиолус». Кривые графики.

— Что это? — растерянно листала дальше.