— Ваше работа, если я не ошибаюсь, — голос у преподавателя был студеный, как океан, — не знаю, на что вы рассчитывали, подсовывая мне такое. Это позор.

— Это не моя работа, — процедила сквозь зубы, — ее подменили!

— Конечно, — он равнодушно улыбнулся, — я так и подумал.

— Я правду говорю. Я не писала такого!

— Вы либо непроходимо… наивная, — он заменил неприятное слово на более вежливый эквивалент, — либо недопустимо наглая. Так или иначе, но у вас незачет.

— Это не моя работа, — снова повторила, но меня не слушали.

— Садитесь, Осипова. Не разочаровывайте меня еще больше. — Я хотела возмутиться, но он смерил меня таким взглядом, что слова в горле застряли. — Садитесь. Нам пора приступать к новой теме.

Удары в висках, словно колокол. И дыхание сорвалось, как после забега. У меня не было слов, не было сил спорить. Шоковое состояние.

Бросила проклятую курсовую обратно на преподавательский стол и пошла к своему месту, не в состоянии справиться с тем, что творилось внутри. Как так-то? Что это за бред? Что за подстава?

Подстава…

В глазах потемнело.

Я зажмурилась, задержала дыхание, а потом медленно обернулась.

Мерз, как всегда, сидел на последней парте и в этот раз не игнорировал меня. Смотрел в упор, без единой эмоции. Просто равнодушно наблюдал за моим провалом.

Под сердцем оборвалось. Заболело так, что не вдохнуть.

Это его рук дело. Его! Не зря я боялась и ждала. Ему скучно просто так цеплять, делать мелкие пакости. Он предпочитает действовать наверняка, с максимальным уроном.

***

— Ань, ты чего какая бледная? — поинтересовалась Аллочка и тут же бесцеремонно приложила руку к моему лбу. — Заболела, что ли?

Она позвонила мне днем, во время своего перерыва, и предложила пообедать в кафе рядом с универом. Аппетита совершенно не было, но я согласилась. Хотелось пообщаться с кем-то адекватным, с кем-то, кто не будет плевать ядом в мою сторону.

— Нет. Здорова, как лошадь, — я невесело усмехнулась и продолжила копаться в тарелке с макаронами.

— Что же тогда? — не унималась заботливая тетя. — Какие-то проблемы?

Я задумчиво посмотрела на нее, потом перевела взгляд на окно. Последние дни выдались на удивление теплыми, и снег начал активно таять, теряя свою привлекательную белизну, превращаясь в нечто серое, грязное, унылое. Такое же, как мое состояние сегодня. Да в и предыдущие дни.

— Аня! — раздался недовольный оклик.

— Прости, я задумалась.

— Ты словно в другое измерение провалилась!

Неплохо было бы. Раз! И в другом мире, без всех этих проблем. Но мечтать не вредно.

— Я размышляла о том, как же сильно ты была права, когда сказала, что моя новая группа полна сволочей.

Алла тут же перестала улыбаться и стала совершенно серьезной.

— Достали?

— Мягко сказано. Но описывать не буду. Не проси, — подняла руку, останавливая поток вопросов, — нет желания снова это вспоминать.

— Жалеешь, что перевелась?

— Нет. Жалею, что попал в эту группу, — я с надеждой посмотрела на Аллочку, — слушай, а может, есть шанс перейти на другой факультет?

— Смеешься? За пару месяцев до защиты? Я еле уговорила, чтобы тебя сюда взяли.

Надежда угасла так же быстро, как и появилась.

— Ты права. Никому не нужна студентка, которая сама не знает, чего хочет, и мечется из стороны в сторону.

— Кстати, как дела с учебой. Нормально? Долгов не нахватала?

— Ай, — я только отмахнулась, — с переменным успехом.

— Издеваешься? — тут же возмутилась она. — С каким переменным успехом?! Я лично к ректору в ноги падала, когда за тебя просила! Говорила, что ты умница, красавица и вообще просто чудо, а не студентка! А ты с переменным успехом! Что-то не сдала? Прогуляла? Поругалась с преподавателем?

— Ну не то, чтобы поругалась… — уклончиво протянула я.

— Так! Аня! — рявкнула Алла. — Живо рассказывай, что ты натворила.

— Да ничего я не натворила! Это как раз к вопросу о том, что у меня в группе сборище сволочей.

— Анна! — прорычала тетушка так, что стоящая неподалеку официантка испуганно подскочила.

— Что ты вопишь? — я зашикала на нее, пытаясь утихомирить разбушевавшуюся родственницу.

— Рассказывай! — буквально приказала она.

Вот приставучая!

— Ладно. Я получила незачет по курсовой, — Алла открыла было рот, чтобы отчитать меня за нерадивость, но я ее опередила. — Какой-то гад подменил мою работу, а Борис Тимофеевич решил, что я решила смухлевать и подсунула ему халтуру.

— Тимофеич? Ты умудрилась облажаться у Тимофеича?! — Алла застонала и уткнулась себе в ладони.

— Я же говорю, меня подставили…

— Аня, это катастрофа, — произнесла она трагическим голосом. — Белов самый принципиальный преподаватель во всем университете. Он ничего не прощает. Ничего не забывает.

— Прямо рыцарь без страха и упрека, — я попыталась пошутить.

Но Алла посмотрела на меня, как на конченую идиотку.

— Он входит в дипломную комиссию. К его мнению всегда прислушиваются, поэтому иметь Тимофеевича во врагах — гиблое дело. Были случаи, когда он круглых отличников, идущих на красный диплом, опускал так, что еле на тройку набирали. И я тебе ничем не смогу помочь, у нас с ним отношения более чем прохладные.

— Не переживай. Отобьюсь, — я махнула рукой.

— Аня, не будь дурой. Тебе патронов не хватит, чтобы отстреливаться.

— Не преувеличивай.

— Пойми ты, если преподаватель захочет, то завалит любого студента. Пара вопросов, чтобы найти слабые места в знаниях — и все. Будет бить, пока не сломаешься. И других преподов наведет на дополнительные вопросы.

— Не преувеличивай. Не станет же он меня специально валить? Зачем ему это надо?

— Зачем надо валить наглую студентку, которая попыталась его обмануть и подсунуть липовую работу? Ты действительно дурочка или только притворяешься? — На это мне нечего ответить. — Тот, кто тебя подставил, знал, чем все это обернется. Знал о последствиях. Просчитал, с какими трудностями ты столкнешься, если наживешь такого врага, как Белов...

Я вспомнила светлые, равнодушные глаза Захара, и во рту разлилась горечь. Больно.

— В общем, так, — Алла хлопнула ладонью по столу, — сегодня же идешь к Борису Тимофеевичу и решаешь эту проблему.

— Как я ее решу?

— Как хочешь! Валяйся у него в ногах, реви, дави на жалость, обещай, что будешь месяц отрабатывать. Что угодно! Но сделай так, чтобы он сменил гнев на милость.