— Ну, не прибедняйтесь…

— Да у тебя на лице эта мысль написана. А любви ведь все возрасты покорны. Твой папаша, например. Раненый-контуженый, никому, как говорится, не нуженный, а туда же…

Даниил вздрогнул. Это не ускользнуло от Купцова, который внимательно наблюдал за реакцией своего визави.

— А ты что, не знал?

— Я бы не хотел продолжать разговор на эту тему, — сквозь зубы пробормотал Даниил. — И вообще…

— Ну, вообще так вообще. Ладно, хватит про баб. Как сказал классик, о бабах не надо говорить, как о покойниках — или хорошо, или ничего; наоборот, о них только или плохо, или ничего. Согласен?

Даниил смотрел в сторону. То, что Купцов знал о некоторых сторонах личной жизни его отца, неприятно поразило его. Он решил сменить тему и подозвал официанта.

— Текила есть? Двести граммов и лимон. — Он вопросительно посмотрел на Купцова.

Тот хмыкнул:

— На такой жаре водку жрать? Извращенец… Мне пива холодненького.

Официант отправился выполнять заказ.

— На ваш счет в Швейцарии я перечислил пятьсот тысяч долларов, — сказал Даниил, доставая из дорогого кожаного портфеля файл с документами. — Все, как договаривались.

Купцов медленно поставил на стол запотевший бокал с пивом.

— А ты не ошибся, Даниил? — спросил он голосом, напоминавшим кладбищенскую речь чиновника на похоронах его бывшего начальника. — Мы не так договаривались…

— То есть? — не понял Даниил. — Полмиллиона…

— Да, но в какой валюте?!

Хвостов нервно поерзал на пластиковом стуле.

— По-моему, о долларах шла речь…

— О евро, Даниил, о евро. Пятьсот тысяч евро. У меня еще склероза нет.

Хвостов понял, что спорить и что-то доказывать бессмысленно.

— Хорошо. Я перечислю разницу.

— Вот и хорошо. Тогда это маленькое недоразумение мы забудем. — Он отпил пива из высокого фирменного бокала. — Как твои страховые дела? Многих застраховал от укусов летающих крокодилов?

— Сейчас больше страхуются от похищения инопланетянами, — принял его тон Даниил, довольный, что неудачная попытка надуть «благодетеля» не вылезла боком. — Короче говоря, на бизнес не жалуюсь. А как ваши могильные делишки? Покойнички не досаждают?

— Лежат, болезные… Кстати, анекдот есть сразу про мои дела и про твои. Приходит баба в страховую компанию: «Мой муж застраховался в вашей страховой компании от смерти на пожаре и вчера умер… Вы выплатите страховку?» — «А он умер на пожаре?» — «Нет, он отравился… Но я собираюсь его кремировать…»

Даниил усмехнулся.

— Я бы, конечно, выплатил ей страховку…

— Но по своей схеме, не так ли?

— Естественно… Кстати, неплохая идея. Справочку от врача… От МЧС… И все в ажуре!

— Вот, елки-палки, — поднял брови Купцов. — Правильно говорят, что в каждой шутке есть доля… шутки. Дерзай. Да, а что с твоим папашей? Он ведь не успокаивается… К епископу одному ходил, который за кладбища отвечает в Патриархии. Глядишь, скоро круглые столы начнет собирать с участием попов, ксендзов, мулл и раввинов.

— И генералов, если на то пошло.

— И генералов, ты прав. Вставляет твой предок мне палки в колеса. И ведь не уберешь его никак — креатура самого мэра. Ты уж извини, что я так про твоего папашу, но достал он меня капитально. Людей моих потихоньку убирает…

— Руслан Альфонсович, с отцом у меня натянутые отношения. Только одно могу сказать — есть очень мало способов как-то повлиять на него. Он ни Бога, ни черта не боится, это во-первых, а во-вторых, за свои дурацкие принципы готов отдать жизнь.

Купцов покачал головой.

— И как только таких людей земля носит? Вот, говорят, что эта самая земля на таких держится. Так и отправлялись бы под землю… Так нет же, ходят и жить мешают… Знаю я, Даниил, что батька тебе самому, мягко скажем, крылышки подрезать может. Если, конечно, узнает, чем ты на самом деле в своей страховой конторе занимаешься…

— Убьет, — сказал Даниил и залпом допил текилу. — А может, и в прокуратуру сдаст. С него станется.

— И позора не побоится?

— Если побоится, то убьет. «Я тебя породил, я тебя и убью».

— Тарас Бульба хренов…

— Хуже, Руслан Альфонсович. Тарас Бульба хоть сам жил, как хотел. У него один принцип в жизни был, а у моего батьки вся жизнь — один принцип.

— Ох ты, сам придумал? — спросил удивленно Купцов.

— Да не помню… Может, и вычитал где-то. И вообще, если бы он на меня эту гребаную фирму не повесил, все было бы по-другому.

— Что «по-другому»? — прищурился Купцов. — Детишек в школе Гоголя заставлял бы читать? А эти детишки, повзрослев, смеялись бы и говорили, что за любовь и Родину не жалко продать. Потому что превыше всего — любовь.

— А другие умные детишки с ними бы соглашались, но добавляли: «к Родине». Любовь к Родине… Блин, ну не к бабе же, действительно, а, Руслан Альфонсович?

Купцов фыркнул:

— Уел, капитально уел! Молодцом. Я тоже книжки в детстве читал. Правильные книжки. Про Павлика Морозова и Зою Космодемьянскую. А также про Гулю Королеву и Фею Убивающего Домика. Гарри Поттер тогда еще не родился. А больше всего я любил страшные сказки. Про покойников.

— Это заметно, — подколол Хвостов.

— Знаешь, как чудесно, — послушаешь на ночь сказочку в пионерском лагере, а потом снится, что ты в глухую безлунную полночь разговариваешь с мертвецами на заброшенном кладбище, а их руки проходят сквозь рыхлую землю и тянутся к тебе! И нужно поочередно коснуться каждой полусгнившей руки…

— А зачем?

— А так просто. Скажем, поздороваться. Мы же, пионеры, люди вежливые… Короче говоря, разбегаемся. А папашу твоего придется напугать. Не бойся, не до смерти. Пока.

* * *

Даниил не знал, что сегодня же вечером ему предстоит встретиться с человеком, о котором столь угрожающе говорил «благодетель». Вообще, последние годы он виделся с отцом довольно редко и лишь по необходимости. Не то, чтобы они ссорились, просто жизненные ценности у каждого настолько отличались, что говорить им было попросту не о чем. Оба понимали это, и ни разу не делали попыток поговорить, что называется, по душам, подсознательно чувствуя, что ни к чему хорошему это не приведет. Тривиальную сентенцию о том, что в спорах рождается истина, ни один, ни другой не принимали. Даниил вообще спорить не любил, предпочитая плыть по течению, не делать резких движений и вообще беречь дыхание. Отец же исповедовал постулат, гласивший, что в спорах ничего, кроме драки, родиться не может.

Конечно, Матвей Хвостов не был столь прямолинеен, чтобы не понимать, в каком мире он живет. Он просто делал все возможное для того, чтобы коррелировать мир внешний и мир внутренний с целью нанести как можно меньший ущерб и тому и другому. Впрочем, о столь высоких материях он даже и не задумывался — у него это получалось само собой. Таким уж он был человеком. Родись он где-нибудь в Тибете, из него вышел бы идеальный лама; но он родился в России, воевал в Афганистане, жил в эпоху перестройки, и поэтому принцип ничегонеделания трансформировался у него в принцип адекватного ответа. Он не собирался подставлять правую щеку, когда бьют по левой; наоборот, он считал себя вправе защищать от ударов щеки ближних.