Доктор Каплан поднял очки на лоб.

– «Гномон»? Там написано «гномон»?

– Я ж ему говорю, расшифровывай внимательнее, – подключился Даррел.

– А что? Есть такое слово? – удивилась Лили.

– Конечно! Гномон – это та часть солнечных часов, тень которой определяет время…

– Что, серьезно? – подскочила Бекка. – Стрелка солнечных часов? На кладбище были солнечные часы. Видели? На усыпальнице, в которой хоронили Фогеля. Она вся заросла виноградом, и перед ней были солнечные часы. Лили, ты ведь сняла это место на видео?

Лили тут же переслала видео с телефона на планшет, включила и остановила на кадре, где появилась заросшая могила. Прямо перед нею виднелся старый, частично разрушенный каменный диск солнечных часов, стрелка которых указывала на склеп. А над массивной железной дверью склепа готическим шрифтом было выбито имя рода, члены которого покоились внутри. Некоторые буквы оставались в тени, некоторые осыпались.

Собравшиеся за столом долго пытались разобрать, что же там написано, как вдруг всем стало ясно.

К…u…p…

Это была фамилия. Купферман!

– «Дом Купферман» – это могила его жены! – воскликнул Вейд. – Верно? Он хочет, чтобы мы вернулись на кладбище? И пошли туда, куда указывает стрелка солнечных часов? Но зачем? Что мы там найдем?

Дети посмотрели на доктора Каплана, но тот уставился на расшифрованное послание. Затем вдруг резко поднялся, пересек зал ресторанчика, повернул назад и почти дошел до их столика – и вновь развернулся.

– Папа! – позвал Вейд.

Но отец лишь поднял кверху указательный палец: «Тихо!» С минуту, не меньше, он простоял с закрытыми глазами посреди пустого зала. Наконец, глубоко вздохнув, Роальд вернулся за столик – и принялся сосредоточенно листать свои старые конспекты. Потом обратился к Бекке:

– Ты говоришь по-немецки лучше, чем я. «Манн» переводится как «человек», а что такое «Купфер»?

Бекка растерянно захлопала глазами, а Лили совершенно неожиданно выдала:

– Медь! – А когда все уставились на нее с открытыми ртами, добавила: – Что вы так смотрите? Существуют онлайн переводчики, между прочим…

– Медный человек? – удивился Даррел. – Очередная шифровка?

Роальд Каплан посмотрел на звездную карту, на расшифровку послания, глянул в окно, где мелькали фары автомобилей, и пролистал еще несколько страниц в черной тетрадке. Затем встал и, покачиваясь взад-вперед, объявил:

– Купферман. Медный человек. Вот вам и каламбур.

Вейд почти слышал, как в его мозгу скрипят от напряжения шестеренки, но понять, куда клонит отец, не получалось. Пока тот не произнес одно-единственное слово:

– Коперник.

Даррел нахмурился.

– И?

Роальд показал разворот тетрадки:

– Важно знать, откуда взята цитата на греческом, и держать в уме, что фамилия «Коперник» переводится как «медный». Генрих заставил нас выучить цитату, потому что она встречается в труде Коперника «О вращении небесных сфер». Именно в этой работе он описывает, как Земля вращается вокруг Солнца… В письме Генриха Фогеля написано: «Наследие Магистра». Ученики называли Коперника Магистром. Профессор предупреждает нас, что Наследие Коперника – знать бы еще, что это такое, – нуждается в защите. Получается, гномон солнечных часов указывает на…

Звякнул колокольчик, и в дверь ввалились двое амбалов с каменными лицами, даже не пытаясь спрятать оружие. Не взглянув на собравшуюся у окна компанию, они заняли столик с противоположной стороны от выхода – так, чтобы наблюдать за улицей.

Один из амбалов тут же принялся тыкать пятерней в экран мобильника, а другой стал читать меню.

Или притворился, что читает.

Сердце у Даррела дернулось, как басовая струна на любимом «Фендере». Похоже, Генриха Фогеля убили эти громилы с кладбища. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять – если та парочка за столиком выпасала их аж от квартиры Фогеля – это тоже убийцы.

А уж по фильмам Даррел прекрасно знал, что будет дальше.

Амбалы последуют за ними на улицу. Загонят их в грязный переулок. Дождутся, пока вокруг не будет прохожих, вынут пушки с глушителями, гавкнут пару слов по-немецки, и – пиф-паф! – конец истории.

– Эти двое – убийцы! – зашептал Даррел. – Оплачиваем счет и валим. Подальше отсюда. Домой, например. Или на Гавайи. Голосую за Гавайи.

Оба типа смотрели прямо на них.

– О, черт!

– Что будем делать? – спросила Бекка, пригнув голову.

Внезапно перед их столиком возник молодой официант, держа на подносе четыре огромных кувшина с водой, а следом за ним – фрау Хемпфель. С широкой улыбкой она шепнула:

– Идемте со мной.

– Здесь есть черный ход? – спросила Бекка. – В последний раз мы убегали через черный ход…

– Есть, но уж совсем «черный».

Как только они поднялись, амбалы тоже вскочили, резко отодвинув стулья. В каком-то немыслимом пируэте, которого Даррел не отследил, официант споткнулся меж столиков; поднос с кувшинами вылетел из его рук, шмякнулся на стол перед громилами и взорвался фонтаном воды и битого стекла.

Один из здоровяков завизжал, как девчонка, а другой бросился в погоню, но поскользнулся на луже и грохнулся на пол. Тотчас же на той же луже поскользнулся официант – и тоже грохнулся, увлекая за собой второго амбала в черном костюме.

Фрау Хемпфель затащила Роальда и детей в комнатушку позади стойки и заперла дверь изнутри.

– Курт учится на клоуна, – сообщила она. – Он благодарит вас за возможность опробовать пару трюков… Прошу сюда!

Они нырнули в еще одну дверь и по узенькой лестнице спустились в подвал – древний, со стенами из грубого булыжника и ромбовидными дубовыми полками, на которых хранились сотни бутылок вина.

– А теперь – быстро и тихо! – шепнула хозяйка, приложив палец к губам.

Фрау Хемпфель провела их по подвалу вдоль полок, свернула в небольшую нишу, дотянулась до самой верхней полки и, нажав на какой-то рычаг, сделала шаг назад. Весь стеллаж выехал вперед сантиметров на тридцать.

Хозяйка включила свет. За стеллажами открывался крутой спуск в подвал. По потолку тянулся электрический шнур, а через каждые метр-полтора сверху свисали тусклые лампочки, светившие достаточно ярко, чтобы увидеть – подвал был просто бесконечный.

– Эти тоннели строили жители Восточного Берлина в надежде убежать под Стеной в западную часть города, – объяснила фрау Хемпель. – В них холодно, сыро и мрачно. В наши дни люди пользуются ими очень редко. Поэтому там расплодились крысы. Там их целый метрополис. Город крыс под Берлином.