– Что же теперь? – спросила Лили. – Будем стоять и ждать, пока нас кто-нибудь впустит?

– Или пробьемся внутрь! – предложил Даррел. – Слышь, Вейд, если мы с тобой на пару…

– Со мной?

– Погодите, – сказал Рональд.

Он опустился на колени, сунул руку в щель под левым вазоном и замер. А потом вытащил оттуда брелок с двумя ключами.

– Прикольно… – изумился Вейд. – Прямо под носом! Как ты узнал?

– Генрих всегда оставлял запасные ключи для студентов, которым захочется зайти к нему в гости в позднее время.

– Вроде вас? – уточнила Бекка.

– О, да. Мы частенько беседовали всю ночь напролет. Все вместе.

Они открыли дверь подъезда и вошли в пустынный вестибюль, где горела всего одна лампочка.

– Европейское электричество… Добро пожаловать во мрак Средневековья, – съязвил Даррел.

Лили хихикнула:

– Да лишь бы телефон заряжался.

Они одолели два лестничных марша. Ступени скрипели, холод стоял точь-в-точь как на улице. Было тихо. Остановившись у двери с номером 32, Роальд по привычке хотел постучать, но, вспомнив, что в квартире уже никого нет, ковырнул замочную скважину другим ключом, открыл дверь, и они вошли внутрь.

– Здравствуйте! – негромко произнес Вейд. – Есть кто-нибудь?

Никто не ответил. В комнатах было темно и холодно. Лили нащупала выключатель – загорелась настольная лампа. В гостиной царил такой порядок, будто ее только что тщательно прибрали. Только столик у окна, забыли вытереть – на нем лежала вековая пыль и… Странный предмет – старый, почти антикварный, серебряный духовой камертон. Бекка взяла его и поднесла к глазам, чтобы рассмотреть.

– Профессор Фогель участвовал в квартете «барбершоп»[6]? – удивилась она.

– Нет, он играл в современной группе, – ответил доктор Каплан. – Впрочем, возможно, я знал про него далеко не все…

Скри-ип… Бум-м!.. Скри-ип… Бум-м!..

У Даррела сердце ушло в пятки.

– Кто-то идет по лестнице!

Но не успели они опомниться, как дверь квартиры распахнулась, и на пороге появилась пожилая дама с гладко зачесанными седыми волосами. Она обвела взглядом комнату, но словно никого не заметила.

– Wer ist da?

Все уставились на Бекку.

– Она спрашивает, кто здесь, – перевела она.

– Мы – друзья Генриха. – Роальд сделал шаг вперед и протянул руку. – Я когда-то учился у него. Меня зовут Роальд Каплан.

– Ах-ха… – выдохнула старуха, но протянутой руки не пожала. – Говориль с вами по телефон. Американер. Я – фрау Мюнх.

Она проковыляла в комнату и привычно уселась в мягкое кресло. Затем подняла руку, несколько раз моргнула и снова заговорила:

– Плохо фидетть. Поэтому не быль на клатбище. Ви фсего три?

Даррел показал растопыренную пятерню, но старая экономка ничего не видела.

– Нас пятеро, – сказал он.

– Пять! Ах-ха… И што? Будете фопрошать?

– Да, – ответил Вейд, уставившись на руку брата, которую тот забыл опустить. – Вы могли бы рассказать нам, как умер доктор Фогель?

– Вейд, так нельзя, – возмутился отец.

– Нет-нет, фсе ф порятке. – Фрау Мюллер нахмурила брови. – Я не работаль два дня тому. Он быль один и пошель гулять, я думайт. Полицай нашель его на нашей штрассе, за домом. Он быль надушен.

– Надушен? – переспросила Лили.

– Йа! – Фрау Мюнх схватила себя за шею руками. – Фот так, фот так. Надушен.

– Задушен, – тихо повторила Лили. Обе девочки сильно побледнели.

Вейд в нетерпении раскачивался с пяток на носки.

– Вы имеете в виду, что… – повернулся к отцу. – Папа! Дядю Генри, что…

Доктор Каплан обратился к экономке:

– Вы хотите сказать, что его убили?

Ноги у Даррела стали ватными. Он опустился на стул возле пыльного столика.

– Полицай ищет убийцу. Они считайт, форишка сашел слишком талеко. Они искайт крапитель.

Даррелу вдруг показалось, что фрау Мюнх говорит шифром дяди Генри.

– Крапитель? – переспросил он.

– Йа-йа. Крапитель. Фор.

Даррел завис. И неожиданно понял.

– Вора! Грабителя, да?

– Я так и сказаль. Я сказаль, я убирать кфартиру три раза на неделю. Я не работаль два дня тому, кокда он умираль.

Лили подтолкнула Даррела локтем и шепнула ему на ухо:

– Убирает она – не придерешься. Даже не верится, что плохо видит.

Лили была права – если не считать запыленного столика возле окна, квартиру отдраили до блеска. Даррел даже заглянул под шкаф, проверяя, так ли уж тщательно старуха пылесосит.

– Вы еще что-нибудь можете нам рассказать? – спросила Лили.

– Нет. Я закончиль. Вы уходить.

Доктор Каплан медленно поднялся, экономка даже не пошевелилась.

– Благодарю вас. Мы с герром Фогелем давно и крепко дружили. Я один из студентов, которые входили в его группу «Asterias»…

Фрау Мюллер резко выпрямилась в кресле.

– Морская свисда! – сказала она. – Йа-йа.

Старуха встала и проковыляла к столику, у которого сидел Даррел, хотя самого его, казалось, даже не заметила. Остановилась точно над пыльной столешницей, рядом с Даррелом, подняла тонкую руку и начала что-то писать. Несколько долгих минут она тщательно выводила буквы, а затем резко обернулась, сжимая в пальцах камертон.

– Кто есть музимк?

Все смотрели на Даррела. Тот поднял руку.

Но экономка его не видела. Тогда он, помявшись, сказал:

– Я музыкант. Играю на гитаре.

– Токда так! – Фрау Мюнх сунула камертон ему в руку и выдохнула. – Так я сделаль, как мне училь Хайнрих. Остальное ф фаших руках.

Сказав так, старая экономка ушла, проскрипев на прощание лестницей.

Все уставились на письмена, что фрау Мюнх вывела на пыльном столике. И только Даррел заметил, под столом что-то блестящее. Он опустился на четвереньки и…

– Похоже, пылесосит фрау Мюнх не так тщательно, как вытирает пыль, – сказал он. – Пап, у дяди Генри была какая-нибудь штуковина в виде морской звезды?

Роальд кивнул.

– Конечно! Он говорил, что именно потому наша пятерка и называлась так – Asterias.