— Вообще-то куча народу после смерти отправляется в церковь.

— Эй, сюда же нельзя! — воскликнул Джек.

— Можно-можно, — заверила Гвен, изо всех сил дёргая за ручку.

Тяжёлые железные петли заскрипели, и дверь медленно отворилась. — Когда нельзя, запирают на замок.

Оштукатуренные стены притвора[13] были сплошь увешаны мраморными досками с сотнями имён и дат, которые все разом вспыхнули у Джека перед глазами. Из покоев священника, находящихся на втором этаже, доносился телефонный разговор.

Приложив палец к губам, Гвен кивнула на вход в основное помещение, где рядами стояли церковные скамьи. За каменным порогом высились белые колонны, разрисованные солнечными лучами из многоцветных витражных окон. Впереди, в конце узкого зала, виднелись золочёные скульптуры и высокий алтарь[14] из красного дерева, накрытый богато расшитым пурпурным покровом. Однако глаза Джека были прикованы не ко всей этой красоте, а к тёмному полу, который почему-то вызывал странное, жутковато-тревожное ощущение.

Каждый квадратный сантиметр пола был покрыт могильными надписями, такими древними, что буквы и цифры почти стёрлись. Окинув взглядом всё пространство от порога до алтаря, Джек вздрогнул и шагнул назад, в притвор. Стоять на чьей-то могиле как-то не хотелось.

Его спутница тем временем уже шагала вдоль прохода, вглядываясь в надписи на полу.

— Пекаря звали Томас Фарринер… — начала рассказывать Гвен. — Как утверждают, он оставил растопленную печь на всю ночь, а рядом было открытое окно. Поднялся ветер… Дальше понятно. Фарринера так и не наказали, но чувство вины терзало его до самой смерти, а похоронен он был здесь, в часовне. — Дойдя до алтаря, она покачала головой: — Нет, не вижу ни одного Фарринера… Но кое-где уже невозможно прочитать — может, тебе удастся?

Джека совершенно не тянуло внутрь, особенно после призраков из-под мостовой на Пудинг-лейн.

— Давай я останусь и проверю памятные доски?

— Да мы не доску ищем, — возразила Гвен. — Виноват пекарь или нет, он точно находился в центре пожара и мог что-то знать. Вдруг найдём подсказку?

Однако Джек упрямо оставался за порогом. Лучше разбираться в хаосе надписей на стенах, чем расхаживать по владениям мертвецов.

Гвен сердито взглянула на него:

— Слушай, ты собираешься спасать отца или нет? Твои искательские способности здесь очень понадобятся. Нам нужна могила 1670 года, а здесь самый старый год из тех, что я смогла прочитать, — 1676-й.

Имена и даты вновь замелькали в голове, затем буквы и другие цифры потускнели, оставив лишь горящие «1676».

Этот год почему-то был везде, на всех надписях в притворе.

— Тысяча шестьсот семьдесят шестой, — повторил Джек вслух.

— Что?

— Один и тот же год, — объяснил он, — в списках жертвователей, датах освящения… Только пара досок без него.

Гвен вернулась от алтаря и перешагнула каменный порог.

— Ты что, можешь читать все эти доски разом? — удивилась она, затем понятливо кивнула, встретив выразительный взгляд Джека. — Ах да, конечно. Искатель. Просто удивительно, как быстро ты овладеваешь новыми навыками! — Она с ухмылкой снова ткнула его в плечо. — Отлично! Исключения зачастую дают ключ к разгадке. Покажи-ка мне доску, где нет этого года.

Он молча указал на небольшую круглую табличку:

— Плохие новости, — покачала головой Гвен. — Историки врут: нет здесь пекаря.

Джек глянул на неё с недоумением:

— С чего ты взяла?

— Мало найти ключ, надо ещё и подумать…

Она помолчала, предоставляя ему возможность догадаться самому, но Джек лишь скрестил руки на груди, прислонившись к низенькой полукруглой двери, ведущей, судя по всему, в самый древний в мире чулан.

Гвен закатила глаза к потолку.

— Ну ладно, — вздохнула она, — вот смотри… Церковь сгорела во время Великого пожара в 1666 году, восстановительные работы начались в 1671-м, а Томас Фарринер скончался в 1670-м, за год до закладки первого камня. Стало быть, он не мог быть похоронен в часовне: её просто-напросто ещё не было! — Она раздражённо фыркнула. — Уж мне-то следовало знать… Министерский регламент, том два, раздел четыре, правило двадцать: «Письменная история редко содержит полные дан…»

Цитату прервал громкий скрип. Дверь за спиной Джека внезапно распахнулась, и он повалился навзничь, судорожно хватаясь за воздух перед собой. Проехал по ступенькам винтовой лестницы и застрял, болтая ногами. Гвен заглянула сверху, просунув голову между его кроссовками.

— Молодец! — хихикнула она. — Вот и ответ!

— На что-о? — морщась, простонал Джек.

— Ты разве не понял? — Быстро спустившись, спутница помогла ему встать. — Пекаря и в самом деле похоронили здесь, только не в часовне, а под ней! — Она показала вниз, в темноту. — Там, в склепе!

Девочка достала из кармана пальто фонарик-карандаш, и они спустились в каменное подземелье. Тонкий лучик света терялся в непроглядной тьме, из которой доносился звук падающих капель.

— Сыровато здесь, — заметила Гвен. — Потому, наверное, и электричество побоялись проводить.

Фонарь осветил стену с рядами глубоких ниш, предназначенных для мёртвых тел. Все, как одна, пустые, они выглядели сиротливо, словно полки без книг в библиотеке.

— Похороненных здесь перевезли в девятнадцатом веке на большое кладбище в Бруквуд, — ответила Гвен на незаданный вопрос, — вместе с тысячами других покойников из городских склепов. Компания «Лондонский некрополь» даже провела для этого частную железнодорожную ветку. Вот жуть, правда?

— Всех-всех перевезли?

Она кивнула, продолжая скользить лучом фонаря по пустым нишам.

— Горожане опасались, что в грунтовые воды проникнут вредоносные бациллы. Слишком много усопших накопилось под землёй. Память о страшных эпидемиях чумы, от которых погибли десятки тысяч англичан, была ещё свежа. Одну из таких эпидемий, кстати, и остановил Великий пожар…

— Погоди, — перебил Джек, хватая её за руку, — значит, те́ла Фарринера тоже нет и ты это знала? Что же мы тогда здесь делаем?