— Лицо, ну, — равнодушно ответила Глафира.

— Глафира…

— Ну чего еще?

— Это оборотень?

Она обернулась и всплеснула руками:

— Какой оборотень, белены объелся, гостюшко? Говорю ж, это сирин-птица! Отпусти её, бедной птичке поспать бы. Что тебе до ее лица? Не красивое что ли?

Птица вдруг извернулась и укусила его за палец. От неожиданности он разжал руки и птица вывалилась, сделала два шага и упала у стены, закатив глаза и вытянув лапы.

Глафира тяжело вздохнула и поманила рукой:

— Пойдем уж в горницу, гостюшко! Экий ты неуговорный!

— Сюда пожалуй, дорогой гость! Буду за тобой ухаживать, а то на птиц засмотревшись и вовсе умыться позабудешь!

Она подвела его к глиняному тазу и поливала из кувшина, пока Арис умывался. Протянула рушник, а когда он вытер лицо и руки, на столе в центре комнаты уже был накрыт завтрак.

Сама же девушка, хоть и кланялась низко, и улыбалась широко, теплых чувств в нем не вызывала — ее губы улыбались, но большие синие глаза казались пустыми, как озера в безветренную погоду, а под этой пустотой Арис видел и другое. Хорошо прикрытое, там плескалось презрение и злость.

Он перестал поддерживать беседу и больше не смотрел ей в глаза. Что ему за дело до этой чужой девушки?

— Сегодня праздник — игрища весь день, — вдруг сказала Глафира. — Не любопытно тебе? Дядька приглашал тебя. Мне велел показать тебе все у нас, коли будет у тебя желание. А коли нет, отдохни в горнице. Или могу тебя к озеру отвести, под прохладные ветви.

Арис пожал плечами.

— Что ж. Посмотрим ваш праздник.

Под огромным сводом веток тут и там сновали дети. Совсем маленькие и чуть постарше, все в рубахах с вышивкой и венками в волосах. Вокруг них тут и там расцветали из травы цветы из светлых искр, носились зверьки, едва видные в такой яркий день.

Посередине поляны Арис разглядел столб, увешанный разноцветными лентами, три круга хоровода шли вокруг в разные стороны, оттуда доносился такой задорный смех, что Арис невольно улыбнулся и лицо тут же заныло — так непривычна была для него улыбка.

Девочки-подростки подбежали и взявшись за руки пошли вокруг, напевая задорную песенку. Глафира усмехнулась и шикнула на них. Девочки тут же со смехом умчались.

Арис улыбнулся снова и тут на краю поляны увидел Унау. Унау была похожа на призрака, бледная, с красными глазами и бороздами на щеках, она продиралась сквозь скопище людей с глиняным кувшином в руке.

Наверное ходила за водой, подумал Арис, сделал шаг в сторону и подсел к кружку детей, что собрались вокруг взрослой женщины, которая читала им со свитка. Женщина улыбнулась ему и продолжила:

«Конь бежит — земля дрожит, дым из ушей валит, из ноздрей искры сыпятся».

— Ты что? — спросила Глафира, наклонившись к нему. — Голова закружилась? Жарко, да? Тогда пошли. У Древа детский праздник, кто постарше идут в лес.

Унау вроде бы ушла, Арис огляделся еще раз. Нет, точно — ушла. Ей не нравятся лесные люди, наверное просидит в шатре весь день.

— Сегодня в лесу самое веселье, — Глафира тянула его за руку, — девушки берут с красного столба ленту и гуляют с ней, а парни, кому девушка глянулась, стараются ленту ту получить. Кто получит ленту — может за девицею ухаживать, а как выйдут в небе звезды, там уж как карта ляжет!

Глафира хихикнула:

— Девицы, кто носит ленту в волосах, или на шее, а кто посмелее, ленту за пояс заткнут, и танцуют с ними. Тут уж парню можно изловчиться и ленту сорвать. Не просто это, придется побегать, порой парни весь день за какой девицей бегают, а она играючи уходит, да смеется. Ну а коли парень нравится… то бежать шибко она не станет…

Грудь Глафиры вдруг поднялась высоко под тонким белым полотном и сборка у ворота съехала чуть пониже.

— Поиграешь, гостюшко? — она медленно подняла руку с лентой и демонстративно засунула ее за пояс.

Ее глаза будто подернуло поволокой, она прикусила краешек губы и смотрела теперь прямо в глаза Арису.

— Нет, — твердо ответил он; эта навязчивость и смешила, и злила, — Я бегать не люблю.

Глафира побледнела и вздрогнула, но Арис этого не заметил, он снова увидел Унау. Она стояла на краю поляны и оглядывалась по сторонам, будто искала кого-то. Арис отступил глубже под нижние ветки Древа. Ей трудно будет разглядеть его в полумраке, когда сама стоит на открытом месте и солнце светит в глаза.

Глафира шагнула следом и что-то сказала ему. Он не слышал ничего, смотрел на Унау и думал, что она специально выбрала самое темное одеяние, чтобы как можно меньше походить на толпу, одетую в яркие, светлые одежды. Унау все вертела головой, похожая на ворону, или пятно сажи на свежем снегу…

— Арис, — Глафира дернула его за руку.

— Помолчи чуть-чуть! — оборвал он.

Глафира проговорила так отчаянно, что он повернулся к ней:

— Дядька мой идет, — ее рука судорожно сжала его руку и тут же стала вялой, будто лишилась сил. — Не выдавай!

Он сдвинул брови не понимая о чем она просит и наконец посмотрел на нее. Глафира огромными глазами смотрела куда-то за его плечо и обернувшись, Арис увидел что к ним через поляну идет охранитель Ондрат. Он двигался неспешно, солнце отражалось от соломенно-белых волос. То и дело он останавливался — то поправит выбившиеся волосы девчонке, то поговорит с кем-то.

Некоторое время он смотрел с укоризной на девушку, едва достигшую возраста и та, покраснев, как свекла, сдернула с пояса ленту и торопливо повязала ее на голову. Арис посмотрел на Глафиру. Да она смотрит на охранителя и в глазах у нее ужас.

— Что ты? — спросил он.

— Не выдавай! — пролепетала она.

Охранитель был уже так близко, что Арис слышал его голос:

— Негоже это! — говорил он девочке, что играла в траве с соломенной куклой, — убери непотребство этакое!

Девчонка тут же отбросила куклу