— Я не знала, мадам де Куаньи, что наши собратья по сословию так озабочены возвращением своих имуществ. То есть я предполагала, конечно, что…

— Озабочены, мадам де Ла Тремуйль, уверяю вас! И чрезвычайно. Многие вернулись абсолютно без гроша. Деньги — вот что у всех в голове! Что прикажете делать герцогам де Ноайлям, которые раньше имели полмиллиона ренты, а теперь ютятся где придется по съемным квартирам? Или герцогине де Монморанси, которая собственноручно стирает и гладит свое единственное платье? Или мне, чей замок Марей давно продан?

В ее глазах мелькнуло ожесточение:

— Вот только добиться у первого консула возвращения имуществ не так-то просто. Это возможно лишь в виде его милости, а не как признаваемое право!

Я вздохнула. Понять мотивы аристократов мне было легко, я сама бы не отказалась от возвращения хотя бы десятой части того, что было раньше моим состоянием. Однако в вихре шуанских войн было не до подобных мыслей. Кроме того, такое возвращение, как я подозревала, должно было бы быть чрезвычайно затруднительным с юридической точки зрения: у каждого конфискованного аристократического особняка или замка, как правило, уже имелся новый владелец, купивший его с торгов, и я плохо представляла себе, как первый консул может разрешить эту коллизию. Обижать буржуа он явно не будет. Возможно, выплатит дворянам компенсацию? Однако в масштабах всей Франции это составит баснословную сумму, а бюджет Консульства в настоящее время почти пуст.

— Да, все это так, — сказала Эме, выслушав мои соображения. — Но на самом деле все решается проще. Достаточно побывать у Жозефины, поднести ей через верного человека какую-нибудь драгоценность, — и она похлопочет за вас у кого надо. Я знаю уже многих людей, которым вернули поместья и леса таким образом…

— Почему бы вам не поступить так же? — спросила я.

Эме криво усмехнулась.

— Мне? Да у меня же ненависть к Бонапарту на лице написана.

«И дружба с Клавьером тоже отнюдь не способствует взаимопониманию с генералом», — подумала я. Но вслух сказала:

— Увы, тогда, очевидно, вам нужно смириться со своей судьбой, мадам де Куаньи.

Она легко коснулась моей руки:

— Да, именно так. Но вы не говорили бы это столь легко, мадам де Ла Тремуйль, если б сами испытывали денежные затруднения, как испытываю их я.

Деньги были для Эме неиссякаемой темой для разговора. Вернувшись к игре на бирже, она пожаловалась, что спекуляция только тогда бывает для нее успешна, когда ей дают советы Клавьер или Талейран или «оба эти пройдохи вместе», в других же случаях она неизменно терпит убытки. А ведь биржевыми сделками нынче занимается кто угодно, и даже крестьянки, привозя в Париж на продажу молоко и муку, ухитряются кое-что заработать и пообедать в ресторане на целых сто франков. Да и дамы повыше рангом, бывает, зарабатывают — если не на бирже, так на ростовщичестве, к примеру, принимают бумажные ассигнации в обмен на золото под баснословные проценты.

— Женщины научились заботиться о себе, мадам де Ла Тремуйль. Все торгуют, обогащаются, продаются. Уже мало кого увлечешь сказочкой о хорошей жизни под крылышком мужа!

Ее речь была под стать тому, что я видела. Вдоль набережных торговали не только аристократическим прошлым, но и самыми банальными товарами: тканями, маслом, мылом, шерстью, хлебом, кружевом, пудрой, солью, платками, перчатками, дровами, углем, сапогами, лентами, цветами — самыми разнообразными вещами, которые Бог знает откуда взялись или Бог знает откуда были украдены. Столица была переполнена мошенничеством, это читалось в облике ее улиц. Сад Тюильри, насколько я могла заметить, окончательно превратился из места прогулок благородной публики в клоаку, где царили проститутки, сутенеры и праздно шатающиеся солдаты, которых было, ввиду намечающейся войны с Италией, огромное количество.

Эме снова перехватила мой взгляд:

— Это еще что! На Елисейских полях проститутки вообще голыми выглядывают из окон, кричат и визжат изо всех сил, чтоб привлечь внимание… Никогда еще в Париже не торговали женским телом так, как сейчас!

Она выражалась свободно, резко, так, как никогда не принято было выражаться при королевском дворе. Я не знала, так ли уж нужно мне возобновлять знакомство с герцогиней, столь явно демонстрирующей моральный упадок нашего сословия. К примеру, в Бретани знакомые мне аристократки вели себя совсем иначе, много сдержаннее, и выглядели благороднее… Помимо того, перед ней, постоянно жалующейся на недостаток средств и сетующей на отсутствие достойного мужа рядом, мне было как-то неловко из-за того, что я сама не бедна и замужем за герцогом дю Шатлэ, который был нынче в некотором роде роялистской знаменитостью. Однако Эме интересовала меня — во-первых, своей явной близостью с Клавьером, во-вторых, опытом жизни в Лондоне. Я хотела осторожно выудить у нее немного сведений о том и о другом, поэтому, поразмыслив, не стала противиться, когда она, сжав мою руку своей горячей сильной рукой, предложила перекусить на Елисейских полях.

— Время к вечеру. Вы были у Фраскати?

— Нет. Я совсем недавно приехала в Париж.

— Ха-ха, недавно! Скажите лучше, вы сто лет здесь не были. Вот уже год, как это лучший летний сад в столице. Там отлично играют музыканты и отлично кормят. А дамам нынче не возбраняется пообедать без мужского общества и даже пропустить стаканчик-другой!

Елисейские поля, как я видела, активно застраивались особняками и увеселительными заведениями и уже не выглядели аллеей для верховой езды, проложенной среди пустоши. Жить здесь раньше было не особо престижно, но со временем эта просторная улица обещала стать популярной. Верховой езды, впрочем, здесь и сейчас было вдоволь: вдоль широкого проспекта, окаймленного зелеными газонами и газовыми фонарями, неслись всевозможные экипажи, позванивая серебром и медью упряжи, проносились ловкие всадники в жокейских костюмах, зачастую — как я заметила — на очень породистых и дорогих лошадях. Кофейни были полны, и франтоватые молодые люди, усевшись на раскладных стульях, пили кофе и болтали, разглядывая проезжающие мимо коляски. Было шумно, как на ярмарке.

— В конце Елисейских полей купил дом старший брат Бонапарта, Жозеф, — заметила герцогиня, — так что здесь скоро и арпана свободного не останется, все участки раскупят.

Она велела кучеру остановиться у огромного заведения, утопающего в зелени каштанов. Весна уже так буйно проявила себя в городе, что сквозь завесу растительности я даже не сразу разглядела, что ресторан Фраскати — это не отдельное большое здание, а несколько просторных деревянных павильонов, возведенных на скорую руку, с большими окнами и легкой крышей для укрытия от непогоды. Деревянные конструкции были задрапированы яркими легкими тканями, украшены картинами на темы греческой мифологии