‒ Пойду, продуктов подкуплю, ‒ заявил Вит. ‒ Раз уж мы тут навязались.

Направился назад в прихожую, на ходу меняя облик. Чуть уменьшил рост, зато раздался в стороны. Волосы поседели и поредели. Этакий бодрячок-пенсионер с лёгкой походкой юноши.

Всё-таки удивительно, как у него легко получается превращаться.

Дверь хлопнула. И Кира осталась наедине с Линой, смущением и напряжённым молчанием.

‒ Ты одна живёшь?

И без вопросов понятно. Но надо же хоть что-то сказать.

‒ Одна, ‒ кивнула Лина.

Дальше вроде как логично спросить ‒ почему? Точнее, почему в такой дыре? Лина старше Киры, хоть и ненамного, поэтому неудивительно, что она съехала от родителей. Но, судя по всему, с деньгами у неё не очень. И никто не помогает. Может, она детдомовская? Или с семьёй что-то случилось. Или…

Бывает: даже если есть семья, от неё убегаешь, обрываешь связи, изо всех сил стараешься забыть. И лучше одна, даже впроголодь и в убожестве, чем с ними.

Этот ожог. И хромота.

Лина подошла, осторожно взяла за пальцы и приподняла Кирину руку.

‒ Болит? ‒ указала взглядом на шрам, оставленный двуликим.

‒ Нет почти. Совсем чуть-чуть.

Если не вспоминать о нём, то вообще ничего не чувствуется. Только иногда хочется потереть запястье, будто соскоблить с него лёгкие, но назойливые зуд и жжение.

‒ Сейчас. У меня лекарство хорошее есть, ‒ сообщила Лина, сходила куда-то, вернулась с небольшим стеклянным пузырьком и ватным тампоном.

Густая прозрачная жидкость приятно холодила, а Лина так осторожно промакивала ваткой шрам, что Кира почти не ощущала прикосновений.

‒ Ну вот. Так лучше. Скоро совсем болеть не будет. ‒ Лина отложила тампон, но Кирину руку не отпускала, сжимала кончики пальцев, повторила тихо: ‒ Совсем… не будет.

И посмотрела прямо в глаза, зацепила Киру взглядом, слишком крепко, не отвернуться. Ощущения странные. Будто что-то перетекает по руке, от неё к Лине. Будто сосуды соединились, и теперь у них кровоток общий, один на двоих.

Опять слишком проникающее касание. Почти как тогда, с двуликим. И опять удивление и страх. И реакция получилась та же. Кира попыталась отдёрнуть ладонь, но Лина сильнее сжала пальцы.

Надёжное место? Да Вит знал, куда её привёл? К кому.

Или он специально? Он тоже? С двуликим не получилось, так нашёл другой способ, другое создание. Настолько жалкое, что не вызывает никаких подозрений.

Злость вскипела. Кира ударит, не постесняется, если Лина немедленно не отпустит. И, кажется, та поняла, прочитала по лицу. Пальцы у неё дрогнули. И Кира посмотрела вниз. На руки.

След от ожога не её запястье медленно исчезал, будто растворялся или, скорее, впитывался вглубь, под кожу, тёк дальше под действием необычной силы. Прочь из Киры. И постепенно проявлялся на Линином запястье.

Кира и представить не могла, что существует такая способность. А она-то… подумала, что Лина… хочет…

‒ Перестань!

Стыдно-то как. И противно. От себя. И Кира опять попыталась освободить руку. Резко рванула вниз. Лина не удержала, Кирина ладонь вырвалась из её пальцев. Но след на запястье почти исчез, только едва заметная тёмная полоска осталась, словно кожа так странно загорела. Если не присматриваться, и не разглядишь.

‒ Ты зачем?

‒ Мне всё равно, ‒ проговорила Лина спокойно, независимо дёрнула плечом, стала непривычной уверенной. ‒ А тебе он не нужен. Ты красивая.

Лина тоже была бы красивой. Глаза золотисто-карие, с искрами. Волосы, брови и ресницы тёмно-медные, настолько насыщенные огненным цветом, что представляются горячими на ощупь. И кожа ‒ гладкая, бархатисто-матовая, в крупных бледных веснушках.

Там, где ожога нет.

‒ Я и с живота могу шрам убрать.

‒ Ну знаешь! ‒ не сдержалась Кира, разозлилась даже. ‒ Это уж совсем. Вообще не надо было этого делать. Я бы уж как-нибудь. Перебилась. Даже, если бы никогда не прошёл. Верни.

‒ Не могу, ‒ Лина отодвинулась в сторону, даже руку завела чуть за спину, словно опасалась, что Кира набросится на неё и как обычный браслет сдёрнет шрам с запястья. Вот уж нашла драгоценность. ‒ Только забирать.

И посмотрела с вызовом, за которым много чего пряталось: и вина, и обида, и отчаяние, и бесконечная боль. И надежда. Непонятная надежда. На то, что всё правильно и всё не зря.

‒ Так это чужие?

Линины шрамы. Те, что видны, и те, что спрятаны под одеждой. И, наверняка, были ещё такие, что зажили без следа.

‒ Нет, ‒ Лина опустила глаза, но неосознанно вскинула руку, положила на изгиб между плечом и шеей, наверняка, тоже искорёженные ожогом. Недаром ведь даже летом носит свитер с высоким воротом и длинными рукавами. ‒ Потому мне и без разницы. Одним меньше, одним больше. Всё равно уже ничего не изменит. Для меня. ‒ И повторила убеждённо: ‒ А тебе он не нужен.

А ей, значит, нужен. Зачем? Ещё один твёрдый штрих в без того ярко прорисованный крест. На самой себе. На судьбе, на желаниях. Да?

Когда вернулся Вит, Лина отправилась на кухню, готовить. Кира не решилась с ней идти. А делать больше нечего, только сидеть и думать. Даже не поговорить. Потому что Вит молчал. И не улыбался. Стоял рядом, слегка навалившись на стол, руки в карманах. А на лице такое выражение, будто очень хочет задать множество вопросов. Примерно таких: «Ну и как тебе здесь? Что думаешь? И как тебе Лина?» Но не задавал. Слишком переживал за ответы?

И Кира заговорила сама.

‒ Лина ‒ это от Ангелины?

‒ Да, ‒ коротко бросил Вит, без фирменного своего «считай, что».

‒ Понятно, ‒ протянула Кира, и, похоже, слово прозвучало как-то слишком многозначительно. Вит усмехнулся.

‒ Ну и…

‒ Ты ведь знаешь про её способность?

‒ Угу, ‒ произнёс он, не открывая рта. Снова чересчур коротко. Без лишних объяснений и комментариев. Совсем на него не похоже.

Кира ещё раз обвела взглядом стол. Нашла лишь одну целиком готовую куколку. Та сидела на картонной коробке, прислонённая спиной к стене.

Имя Тильда ей совсем не подходило. Потому что это был мальчик. Кира подхватила его, чтобы рассмотреть получше.

Никаких наворотов и лишних деталек. Одет в простые брюки и белую майку. Взлохмаченная шевелюра из бежевых ниток. В руках ‒ цветок. Не роза, а что-то совсем простенькое. Ромашка или маргаритка.

Кира посмотрела на Вита.