В дальнем краю, в дальнем краю

Вверхтормашки живут – это кто?

В синий красят они шевелюру свою,

Вместо лодки у них решето[10].

Глава восьмая

И чем это закончилось

– Дядя, можно попросить у тебя в долг девять пенсов? Как получу карманные деньги, сразу верну. – Эти слова Роза произнесла в тот же вечер, поспешно входя в библиотеку.

– Полагаю, что можно, я даже процентов не начислю, так что не торопись отдавать. Иди-ка сюда, помоги мне разложить книги, если у тебя нет никакого занятия поинтересней, – откликнулся доктор Алек, вручая ей деньги с готовностью, которая всегда так радует, когда просишь о небольшом одолжении.

– Сейчас, минуточку; мне очень хотелось сложить поаккуратнее и свои книги, но я не решалась к ним притронуться – ты всегда качаешь головой, когда я читаю.

– Я буду качать и когда ты пишешь, если будешь делать это так же небрежно, как в этом каталоге.

– Я знаю, что получилось не очень, но я так спешила, да и сейчас спешу. – И Роза умчалась прочь от дядюшкиных нотаций.

Впрочем, избежать их не удалось – когда она вернулась, дядя Алек так и стоял, нахмурив брови и вчитываясь в список книг; он указал на криво написанное название, конец которого поехал к нижнему краю страницы, и осведомился:

– Это что такое, мадам, «Поверенным дай»?

– Нет, сэр; это «Потерянный рай»[11].

– Ну, спасибо, что сказала, а то я уж подумал, что у нас неприятности с законом и придется платить юристам. А это, с вашего позволения, что? «Пруды бекона», если не ошибаюсь?

Роза вгляделась в свои каракули, а потом, будто в просветлении, сообщила:

– А! Это «Труды Бэкона»[12].

– Похоже, мисс Властер совсем не занималась с вами такими устаревшими глупостями, как чистописание. Посмотри-ка вот на эту памятную записку, которую вручила мне тетушка Изобилия: какой красивый, разборчивый почерк! Она ходила в домашнюю школу для девочек и научилась там кое-чему полезному; по-моему, толку от этого больше, чем от полудюжины так называемых институтов для благородных девиц.

– Я, кстати, считалась в школе очень толковой ученицей и усвоила все, чему нас учили. Мы с Лули были первыми в классе, нас страх как хвалили за успехи во французском, музыке и всяком таком, – поведала Роза, немало разобиженная критикой дяди Алека.

– Да уж наверное; но если французской грамматикой ты владеешь так же плохо, как и английским правописанием, не кажется мне, что похвалы были заслуженными, моя душа.

– Ну как же, дядюшка, мы изучали английскую грамматику, и я была очень сильна в грамматическом разборе. Мисс Властер всегда нас вызывала, когда приходили гости, – чтобы похвастаться. Как мне кажется, речь у меня такая же правильная, какая у всех воспитанных девочек.

– Это-то так, вот только все мы слишком небрежно обращаемся с английским языком. Вот как тебе такие выражения: «страх как хвалили», «и всяком таком», «такая же правильная, какая»?

– Ну, наверное, нужно было сказать «очень хвалили», «и так далее» и «правильная, как», хотя лучше вообще, наверное, будет: «как у любой воспитанной девочки», так как-то.

– Спасибо; если ты еще отбросишь «так как-то», мне и вовсе будет не придраться к моей маленькой янки. Да, Роза, учти: я не пытаюсь сказать, что меня самого можно брать за образец: недочетов в грамматике, манерах и правилах поведения и у меня много, можешь меня на них подлавливать, я тебе только спасибо скажу. Я много блуждал по свету, стал небрежным, но мне очень хочется, чтобы девочка моя выросла образованной, пусть даже весь следующий год ей придется заниматься только чтением, письмом и арифметикой. Зато их мы освоим досконально и без всякой спешки.

Доктор Алек говорил очень проникновенно и явно переживал из-за того, что обидел племянницу, поэтому она подошла поближе, присела на ручку его кресла и с видом милым и покаянным произнесла:

– Прости, дядя, что рассердилась, а на самом деле я должна была тебя поблагодарить за то, что ты так обо мне заботишься. И да, ты, конечно же, прав насчет доскональности, потому что я все понимала гораздо лучше, когда папа давал мне всего несколько уроков, а не когда мисс Властер подгоняла – чем больше, тем лучше. Знаешь, в голове у меня образовалась такая мешанина из французского и немецкого, истории и арифметики, грамматики и музыки, что иногда мне казалось: голова возьмет и лопнет. Ничего удивительного, что она часто болела. – И Роза обхватила голову руками, как будто от одной мысли о «мешанине» у нее началось головокружение.

– При этом твоя школа, как я выяснил, считается просто образцовой, да она такой бы и была, если бы эта именитая дама не набивала своих учениц всякими сведениями, как фаршированных индеек, вместо того чтобы кормить их естественной и здоровой пищей. В этом беда большинства американских школ, и бедные головки так и будут болеть, пока мы не научимся уму-разуму.

Дядя Алек сел на своего любимого конька, и Роза уж напугалась, что скакать на нем он будет долго, однако доктор натянул поводья и придал ее мыслям совершенно иное направление – он вытащил из кармана толстый бумажник и заявил:

– Дядя Мак передал все твои дела в мои руки, и это твои карманные деньги на месяц. Я полагаю, ты записываешь все свои траты?

– Благодарю. Да, когда я уезжала в школу, дядя Мак подарил мне расходную книгу, и некоторое время я пыталась все подсчитывать, но у меня не очень получалось – я вообще в цифрах довольно слаба, – сказала Роза и стала шарить в ящике стола, чтобы отыскать обтрепанную книжицу; нашла, но показать постыдилась.

– Ну, цифры, знаешь ли, важны для всех, и жизнь может сложиться так, что в будущем тебе придется вести большое хозяйство, поэтому предлагаю начать прямо сейчас и учиться считать центы, чтобы потом не запутаться в долларах, а?

– А я думала, этими скучными вещами – считать доллары – будешь заниматься ты. Неужели это моя забота? Я так ненавижу складывать и вычитать!

– Я буду всем заниматься до твоего совершеннолетия, но мне важно, чтобы ты имела внятное представление о том, как распоряжаются твоим имуществом, и по мере сил принимала в этом участие; тогда тебе не придется зависеть от порядочности чужих людей.

– Ах ты господи! Да будь у меня даже миллион миллионов, я и его бы тебе доверила, не рассуждая! – воскликнула Роза, ошеломленная самим этим предположением.

– А вдруг я