Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Этот рассказ произвел сильнейшее впечатление, а последний факт в особенности. Тетя Джейн была совершенно выбита из колеи: все это оказалось слишком внезапно, неожиданно и разнообразно – ей было нечего ответить. Еще секунду она не сводила с Розы своих очков, а потом с торопливым «Ну надо же!» добродетельная дама залезла в свой экипаж и укатила прочь, немало озадаченная и крайне встревоженная.
Оба этих чувства еще бы и усилились, если бы она увидела, как ее достойный всяческого осуждения деверь пляшет вместе с Розой победоносную польку – в честь того, что на этот раз им удалось заставить вражеские пушки замолчать.
Глава девятая
Секрет Фиби
– А чего это ты все улыбаешься про себя, Фиби? – спросила Роза как-то утром, когда они вместе трудились: доктор Алек считал работу по дому самой лучшей женской гимнастикой, поэтому Роза училась у Фиби подметать, вытирать пыль и застилать постели.
– Да подумала про один свой славный секретик, вот и не сдержалась.
– А я когда-нибудь узнаю?
– Да уж наверняка.
– И скоро?
– Уже на этой неделе.
– А я знаю, о чем речь! Мальчики четвертого июля устраивают фейерверк и приготовили мне какой-то сюрприз. Верно?
– Ну я ж так проговорюсь.
– Ладно, потерплю. Скажи одно: а дядя в этом участвует?
– Понятное дело, какое же веселье без него?
– Ну, тогда хорошо, обязательно будет интересно.
Роза вышла на балкон вытрясти ковры и, вволю похлопав по ним хлопушкой, развесила проветриваться на балюстраде, а заодно посмотрела и на свои растения. На балконе стояло несколько горшков и вазонов, а июньское солнце и дожди сотворили с высаженными ею семенами и рассадой настоящее чудо. Вьюнки и настурция оплели балясины – того и гляди расцветут. Мышиный горошек и жимолость тянулись снизу навстречу своим миловидным соседям, а калистегия развесила зеленые фестоны всюду, где было за что уцепиться.
Вода бухточки искрилась под солнцем, ветерок ерошил кроны каштанов, а внизу, в саду, повсюду мелькали розы, бабочки и пчелы. Птицы вовсю щебетали и чирикали, занимаясь своим летним хозяйством, а вдалеке белокрылые чайки прядали к морской воде, по которой шли туда и сюда корабли, похожие на птиц покрупнее.
– Ах, Фиби, сегодня такой замечательный день, вот бы это самое секретное случилось прямо сейчас! Мне страшно хочется чего-то приятного, а тебе? – спросила Роза и взмахнула руками, будто собираясь взлететь.
– Мне-то его часто хочется, да только приходится все оставить до лучших времен: ради желаний работу не бросишь. Ну, давайте, пыль уляжется – и доделывайте. А мне пора лестницу мыть, – заявила Фиби и вышла, волоча за собой метлу и распевая во весь голос.
Роза же осталась стоять, раздумывая о том, сколько в ее жизни в последнее время случилось приятного: садик ее рос и зеленел, она научилась плавать и грести, гуляла пешком и каталась в экипаже, а еще выдавались тихие часы за чтением и за разговорами с дядей Алеком, а самое главное – боль и тоска ее больше не донимали. Она целыми днями работала и играла, а ночью крепко спала, то есть наслаждалась жизнью, как и положено здоровому и счастливому ребенку. Да, она пока была далеко не такой сильной и выносливой, как Фиби, но двигалась к этому; на щеках, когда-то таких бледных, играл румянец, руки округлились и посмуглели, а поясок обхватывал ее все туже. Никто не разговаривал с ней про ее здоровье, так что она и думать забыла про собственную «слабую конституцию». Никаких снадобий, кроме трех патентованных лекарств доктора Алека, она не принимала, а эти три прекрасно делали свое дело. Бабушка Биби твердила: это все пилюли, но, поскольку вторую партию после первой так и не выписали, видимо, пожилая дама все-таки ошибалась.
Роза – ее внешний вид теперь полностью соответствовал ее имени – стояла и улыбалась куда более дивному секрету, чем тот, который таила от нее Фиби, секрету, до конца осмыслить который ей предстояло лишь несколько лет спустя: имя ему – волшебная сила крепкого здоровья.
– Погляди, – произнес хозяин, —
На ее прелестный наряд,
Синий шарф у нее на головке,
Башмачки под солнцем горят, —
донесся снизу чей-то голос, и огромная пышная роза прилетела ей прямо в щеку.
– И о чем размечталась принцесса в своих висячих садах? – добавил доктор Алек, бросая в племянницу еще и ветку жимолости.
– В такой погожий денек хочется заняться чем-то приятным: чем-то новым и интересным, потому что, когда дует ветер, мне всегда бодро и весело.
– Может, дойдем на веслах до острова? Я собирался туда днем, но если тебе больше хочется сейчас, отправимся без промедления.
– Да, конечно! Я буду готова через четверть часа, дядя. Нужно только навести порядок у себя в комнате, а то у Фиби и так очень много работы.
И Роза скрылась, подхватив ковры, а доктор Алек вошел в дом, пробормотав себе под нос с удовлетворенной улыбкой:
– Устроим небольшой шурум-бурум, но детям только приятнее, когда удовольствия не приходится долго ждать.
Никто еще никогда не обметал пыль так же сноровисто, как Роза в тот день; никогда еще порядок не наводили с такой поспешностью. Столы и стулья прыгали на свои места, будто живые; шторы колыхались, будто во время урагана; стекло звенело, мелкие предметы падали на пол, как будто началось землетрясение. Костюм для морских прогулок облек Розину фигурку быстрее некуда, и она вприпрыжку помчалась вниз, еще понятия не имея, сколько пройдет часов, прежде чем она снова увидит свою ненаглядную комнатку.
Когда она подбежала к лодке, дядя Алек как раз загружал на борт объемистую корзинку; прежде чем они отчалили, прибежала Фиби с каким-то странным бугристым узлом, завязанным в непромокаемую ткань.
– Мы и половину этого не съедим, и я не понимаю, зачем нам столько одежды. Давай не будем загромождать лодку, – предложила Роза, которая, пусть и втайне, продолжала бояться воды.
– А ты не могла сложить поаккуратнее, Фиби? – спросил доктор Алек, разглядывая узел с подозрением.
– Нет, сэр, уж больно спешила. – Фиби рассмеялась и пнула ножкой самый выпуклый бугор.
– Ладно, возьмем для балласта. И очень тебя прошу, не забудь отправить записку миссис Джесси.
– Обязательно, сэр, прямо сейчас и скажу. – И Фиби помчалась вверх по склону так, будто на ногах у нее выросли крылья.
– Сперва осмотрим маяк, ты ведь