Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 15 16 17 18 19 20 21 22 23 ... 147
Перейти на страницу:

Румия плутовски улыбалась, избалованная девчонка, нисколько его не старше.

— Хочешь увидеть Сады?

В ответ он, словно пройдоха, оскалился.

Пан Бербелек заметил их, выходящих через боковой выход: его сын и внучка князя, и указал их взглядом Шулиме. Та покачала головой.

— Словно бабочки на огонь.

Они разговаривали о политике; Иероним как раз попытался направить диалог на союз Иоанна Чернобородого с Семипалым, рано или поздно, но Чернокнижника они упомянут. Когда же это случилось, то Амитасе удивила его нескрываемым ядом в словах; но он тут же перебил это впечатление холодной мыслью — именно так она и должна маскироваться.

— Сын козла, — проклинала Шулима, — Шеолов помет! Ты только подумай, как могла бы выглядеть Европа, если бы не этот вонючий гнойник. До меня никак не доходит, почему против него не объединятся, почему его не изгонят! Но нет же, вечные игрушки, однодневные перемирия, и бумаги, бумаги, бумаги… никто не собирается встретиться лицом к лицу, пожать руку, ощутить откровенность другого. С кратистосами все понятно, они никогда и не могут встретиться, но короли, высшие аристократы, повелители Материи? Ведь есть же у них силы, могли бы это сделать. Так нет же, подражают, идиоты, кратистосам; все по-старому: через посредников и посредников самих посредников — а потом все только удивляются, почему это Чернокнижник снова побеждает, захватив в свою сеть еще одного.

Король-кратистос Семипалывй, повелитель Вавилона и прилегающих стран, оставался, по-видимому, единственным искренним союзником Чернокнижника — в отличие от бесчисленных отрядов тех, кто поддавался Чернокнижнику, поскольку не поддаться не могли. Семипалый был вместе с ним еще во время Войн Кратистосов, он соединил свою Форму с его, когда изгоняли кратисту Иллею. Союз Семипалого с Иоанном Чернобородым означал, что политические тиски сжались между Малой Азией и Македонией — по сути своей, он полностью отрезал независимые страны Западной Европы от непосредственной поддержки с востока.

— Лицом к лицу… — сквозь зубы прошипел пан Бербелек. — Тогда бы они поддавались еще быстрее.

— Ох, извини, эстлос, что разбередила твою рану, — сказала она, сжав его плечо, и если бы не этот жест, он был бы уверен, что она над ним издевается, а так лишь сморщил брови, не зная, что и сказать. Амитасе отставила свой бокал на поданный лакеем поднос и вновь взяла Иеронима под руку. — Прошу меня простить, если… Я, конечно же, хорошо знала, кто ты такой, еще тогда, когда увидала тебя впервые, на приеме у Лёки; ты меня, эстлос, не видел. Тогда ты весь вечер заливался вином в углу, хотя остался трезвым. Жалок конец героев, подумала я тогда. Тех, про кого читаешь в исторических книгах, лучше не встречать лично — сплошное разочарование. Но теперь-то я знаю лучше. Тебя не сломили, эстлос, тебя невозможно сломать. Ты всего лишь отступил за стены крепости, сдав наружные шанцы. — Она снова стиснула его плечо. — Хотелось бы мне увидеть, как ты вновь вздымаешь знамена.

К этому времени они уже вышли на западную террасу. Мрачные стражники стояли вдоль каменной балюстрады, держа в поднятых руках белые лампионы.

Пан Бербелек пытался следить за Шулимой краем глаза, не поворачивая к ней лица; тени от лампионов обманывали его — вот что означает эта ее полуусмешка? Иронию, жалость, презрение? В другое время после такой вот прерывистой лирике из женских уст он мог бы подумать: хочу, чтобы меня соблазнили, прошу тебя… Теперь же он лишь вспоминал давние параллели.

Но, естественно, ее Форма и была таковой: вечерний придворный флирт. Может и вправду идея оживления старого героя сыграла на амбициях эстле Амитасе; разве нет для женщины большего удовлетворения, как пробудить мужчину в мужчине, так что, возможно, она и вправду…

Иероним встряхнулся.

— У меня есть знакомые в Византионе, — сухо сообщил он. — Мы успели обменяться письмами относительно тебя, эстле.

Ее пальцы все так же сжимали его плечо. Она слегка повернулась, глядя на ночную панораму Воденбурга и моря. Иероним не спускал глаз с ее лица. Улыбка исчезла, но это и все; больше ничем она себя не выдавала. Неужто он совершил ошибку, блефуя? Момент был подходящим.

Он ожидал, когда она хоть что-нибудь скажет: так или так, выдвинет контробвинение, засмеется, расплачется, станет нагло все отрицать, что угодно. Но нет, ничего. Он осторожно высвободил руку, отошел на шаг. Вынул никотиану. Лакей тут же подал огонь. Пан Бербелек затянулся дымом. Шулима стояла, засмотревшись на Воденбург, постукивая ногтями, спрятанными в белых перчатках, о шершавый камень балюстрады.

Когда, наконец, она заговорила, то застала его врасплох. Когда он смог сфокусировать взгляд, она уже стояла перед ним, лицом к лицу, дыхание в дыхание — склонялась над Иеронимом сквозь дым.

— Полетишь со мной в Александрию? — тихо спросила она.

Он не отвел глаз; возможно, это и было долгожданной ошибкой (Значит там ее и убьешь).

— Да, — ответил.

Шулима быстро поцеловала его в щеку.

— Спасибо.

И ушла, энергично стуча каблучками.

Пан Бербелек докурил свою никотиану.

* * *

Алитея заснула уже в карете. Поте занес ее в кровать. А вот в Абеле все еще кипело. Даже когда пан Бербелек заставил его усесться в одном из кресел библиотеки, юноша все еще потягивался, щелкал пальцами, забрасывал ногу на ногу, потом наоборот, свистел под носом, стучал себя кулаком по бедру — наверняка, сам того не замечая. Какое-то время Иеронима все это забавляло, пока он не задумался над источником подобного веселья и не вспомнил про вскрытые в тайне письма. Отведя глаза, он сглотнул горькую слюну.

Тереза принесла черную тею, он поблагодарил и подал горячую чару сыну.

— Ты хоть понимаешь, что у них таких игрушек сотнями? — буркнул Иероним, не глядя на Абеля.

— У кого?

— У них. Придворных сирен.

— Как эстле Амитасе? — отрезал Абель.

— Да, — очень спокойно сказал пан Бербелек, усаживаясь в кресле по диагонали.

Один раз они уже так беседовали. Путем повторения места, времени и жестов, они вернулись к той, давней Форме, ночь слилась с ночью, высказанное с невысказанным. Изменилось ли что-нибудь за это время между ними? Хотя, Абель уже не обращался к нему в третьем лице.

— Именно так, эстле Амитасе, эстле Неург, они — говорил пан Бербелек, отпивая соленую жидкость. — Почему аристократия женится исключительно между собой? Поскольку невозможно никакое равенство чувств между собакой и ее хозяином: собакой владеет ее хозяин. Понятное дело, хозяин может так выдрессировать животное, чтобы оно его любило по-настоящему.

Абель покраснел. Он долго игрался чарой, не поднимая глаз.

— Знаю, — буркнул он наконец. — Но ведь я тоже благородных кровей.

— Только лишь потому она вообще пожелала с тобой поиграться. Обычный раб не доставил бы ей удовлетворения. Предполагаю, что ты сдался очень даже легко; во второй раз она тобой уже не заинтересуется. Ведь в Бресле ты никогда не встречал высоких аристократов?

1 ... 15 16 17 18 19 20 21 22 23 ... 147
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?