– Простите меня, Соня, – смиренно проговорил я. – Очень больно?

– Скоро тебе будет больнее, – отрезала она.

Конвоир справа опять, сволочь такая, заржал.

– Не исключается, – согласился водитель, – хотя возможны варианты. Если будете сотрудничать, вполне возможно, не пострадаете и даже получите денег. Вы же будете сотрудничать, Евгений?

– Можно подумать, у меня есть выбор, – огрызнулся я.

– А вы не так просты, как хотите казаться, – весело заметил водитель. Видимо, его устроил мой ответ. – Как, кстати, себя чувствуете?

Коварная Соня, по моим скромным подсчетам, раза три бросала мне какую-то гадость в рюмку, а я столько же раз глотал в туалете другую гадость для нейтрализации предыдущей.

– Более или менее. Утром будет хреново.

– Сначала доживи до утра, – заявила «соблазненная и обманутая».

– Когда вы поняли, что Соня «подсадка»?

– Когда она сказала, что очень меня хочет. Я проверил пульс, а он у нее не больше шестидесяти ударов в минуту… – честно ответил я.

Соврал, конечно. Я ее, такую коварную, начал подозревать много раньше, с самого начала, просто не стал дергаться раньше времени.

Впереди показалась знакомая машина, припаркованная к обочине и мигающая «аварийками». Когда мы проезжали мимо, из-за нее неожиданно выскочил человек в маске и вскинул руку со стволом, Выстрелов я не услышал. Машину бросило вправо.

– …! – Водитель ударил по тормозам.

Меня, как и всех в машине, сильно повело влево. Другого такого шанса могло и не быть, поэтому я закончил изображать покорного и запуганного и начал действовать. Оттолкнувшись ногой от пола, рванулся к левому конвоиру и ударил его кулаком в висок. Изо всех сил и резко. Почувствовал, как треснула под кулаком кость. Схватил левой лежащий на коленях пистолет и, не поворачиваясь, из-под правой руки всадил две пули в бок здоровяку. Трижды выстрелил через спинку сиденья в водителя и один раз в голову Соне. Перевел дух, осмотрелся и принялся, как говаривал один мой бывший шеф, «подводить печальные итоги». Приложил ладонь к шее сидевшего слева – готов. Здоровяк справа все никак не умирал, хрипел и порывался схватить меня. Пришлось выстрелить еще раз, прямо в сердце. Водителю и Соне повезло больше, они, по крайней мере, не мучались.

Обернул руку платком, наклонился и залез в бардачок, где и обнаружил все свои вещички, кроме часов. Те спокойно тикали на левом запястье первого, убитого мною. Пришлось восстановить социальную справедливость. Напоследок я вложил пистолет в его руку и еще раз нажал на курок. Последний, завершающий штрих к грустной истории на тему «облико морале» туристов из бывшего СССР. Напились, сволочи такие, рассорились, а в итоге передрались и перестреляли друг дружку. Какой позор!

Самое грустное, что к этой веселой компании обязательно пристегнут и меня. Обнаружат застреленную Соню, опубликуют фото в газетах и покажут по телевидению. В тот же день кто-нибудь из сидевших этим вечером в ресторане или тот же бармен с официантом, во исполнение гражданского долга, все расскажут органам. В отличие от России здесь так принято. К завтрашнему вечеру за мной точно придут.

И что прикажете делать? Отрезать головы и тащить к себе в номер? Съесть их всех? Угонять машину? Я тяжело вздохнул и принялся за работу. Для начала заглянул в багажник – надо же, полный джентльменский набор: пара лопат, кирка (грунты здесь тяжелые), матерчатые рукавицы и какая-то химия в пластиковой канистре. Посмотрел на этикетку и горько усмехнулся. Верь после этого людям, в живых оставим, денег дадим. Щас! Меня собирались всего-навсего отвезти за город, там как следует выпотрошить и закопать, предварительно облив этой самой дрянью, чтобы даже мама не узнала.

Надев рукавицы, я открыл, одну за другой, все дверцы в салон, протянул руку с канистрой и сделал с находящимися там то, что они собирались сделать со мной: облил им лица. Стараясь не глядеть на то, что сделала эта химия с их физиономиями, обильно полил этой гадостью сиденья и забросил вовнутрь позаимствованную у водителя зажженную «Zippo».

Захлопнул дверцы и помчался что было сил куда подальше. Помчался, конечно, сильно сказано, скорее заковылял, как старый дед. Достал телефон и принялся давить на кнопки.

– Да, – раздался сонный голос Константина. По-моему, он не очень мне обрадовался.

– Привет, что делаешь?

– Сплю, – горестно ответил тот. – Я не один и не одет.

– Искренне соболезную. Просыпайся, одевайся и подъезжай к Новой гавани.

– Когда?

– Немедленно! – прорычал я, переходя на легкий галоп, как тот толстовский Холстомер за полчаса до визита на живодерню.

Остановился, кое-как привел в порядок одежду, напряженно вслушиваясь: рванет не рванет? Рвануло, и как следует.

Я вышел на освещенную огнями улицу. Уселся в стоящее на обочине такси, назвал адрес и закрыл глаза, развалившись на сиденье. Боль в копчике немного стихла, зато заболела не перестававшая гудеть голова. Сквозь всю эту боль и гул я внезапно вспомнил, где раньше видел того парня, который так технично вырубил меня в переулке. А еще, как видно, у меня появились не только противники, но и союзники. Вот это удивляло.

Вы знаете, как омерзительно в России по утрам? Особенно в понедельник или, скажем, второго января каждого года? Первого числа этого месяца, как выяснили отечественные ученые, вообще в природе не существует. Уверен, что знаете.

Этим утром я в полной мере ощутил себя на родине, в понедельник, второго января.

Очнулся в половине шестого, слопал какие-то таблетки, запил водичкой и едва успел добежать до сортира. Упал на кровать, отрубился, а через двадцать минут опять вскочил. И так несколько раз.

Принял душ, позвонил и заказал чаю. Опустошил целый чайник, не полегчало. Уж и не упомню, когда мне в последний раз было так хреново поутру. Наверное, в восемьдесят третьем в Афгане. Накануне мы обнаружили то, что осталось от двоих ребят из нашего взвода, Кольки Гладышева из Прокопьевска и Витька Фесенко из Евпатории, веселого приблатненного пацана. Потом мы разыскали тех, кого в этом подозревали, и немного с ними пообщались. Ночью весь взвод ужрался в хлам, сначала гнусной местной «кишмишовкой», потом уворованным у радистов техническим спиртом. Следующим утром те из нас, кто смог встать на ноги по подъему, больше напоминали зомби, нежели воинов-интернационалистов. Взводный посмотрел на нас, плюнул и, скомандовав «Разойтись», ушел к себе. Думаю, той ночью они с ротным тоже не конспектировали «Малую землю» и не читали друг другу стихи Тютчева.

Часам к трем стало немного получше, в смысле, сделалось не так хреново: перестал ходить ходуном пол под ногами, да и стены стали вести себя более-менее прилично, а то все норовили ударить. Я в очередной раз принял душ, выпил чайку и вырубился по-настоящему. Проснулся в восьмом часу от того, что звонил телефон.