– Закусывай. – Он положил мне салата, придвинул тарелку с хлебом.

– Сначала… – начал было я, но, почувствовав, как рот заполняет слюна, махнул рукой и взялся за вилку.

– Хорош жрать! – наполнил рюмки по новой Сергеич. – За полковника, который все сделал как надо и красиво вернулся.

– Куда уж красивей, – проворчал я и выпил, потому что очень хотелось.

– Не знаю, Стас, будет ли тебе легче, но… – Он прикоснулся к собственному носу. – Поди, слышал, что со мной случилось в Турции?

– Все слышали.

– Так вот, в тот раз и я был «болваном».

– Когда узнал?

– Через полгода, и совершенно случайно, – усмехнулся он половиной рта. – Помню, тоже тогда расстроился.

– Ты это серьезно?

– Куда серьезнее. Мне это дело с самого начала не гляделось.

– Можно подумать, одному тебе.

– Подробности я узнал совсем недавно.

– И?

– Политика, Стас, это такая клоака, что даже разведка по сравнению с ней – с головы до ног белая, пушистая и почти не воняет.

– Хочешь сказать, что никакого изделия не было?

– Было – но не в тубусе, – засмеялся он. – Этот Нефедов оказался не таким уж и лохом, всю информацию сбросил на флешку.

– Ни хрена не понял, тогда к чему все это?

– Когда тот опер понял, что его вот-вот возьмут, пробрался к нему в институт и спрятал ее там.

– Логично, – признал я. – Даже остроумно. Рабочее место к тому времени уже как следует обыскали.

– Точно. Смотреть по второму разу не стали, да и потом, не до того было, тебя, понимаешь, ловили.

– И где сейчас она?

– Три дня, как здесь.

– Борис, – догадался я, – прислал диппочтой.

– Умница! – Сергеич нырнул пол стол и показался на поверхности с высокой картонной коробкой. – Посмотри лучше, что я для тебя приготовил, – сняв с коробки крышку, сказал он.

Я перегнулся через стол, заглянул вовнутрь и изумленно посмотрел на него:

– Ух ты! Папаха!

– Самая настоящая, – подтвердил Сергеич. – Полковничья, из натурального барана. Старого образца, сейчас таких уже не делают. Носи на здоровье! – И нахлобучил ее на меня по самые уши.

Вот, значит, так. Не ждал, не гадал, что когда-нибудь такое персонально со мной случится. Нет, это же какого уровня должна быть операция, чтобы назначить «притворщика», самого настоящего полковника, между прочим (я поправил папаху), обычным «болваном». Однако сделали это, и я добросовестно отбыл им весь назначенный срок. Хотя, принимая во внимание квалификацию и обстановку, отработал я не просто им, а, скажем так, «болванищем».

Политика, блин, сколько народу положили, и все ради того, чтобы сменить одного видного чиновника на другого, не менее видного. Дерьмо собачье! А меня, между прочим, тоже могли грохнуть в ходе этой «оперетты», и не раз. Под воду заставили лезть. Я вспомнил себя, обвешанного багажом, как тот вокзальный носильщик, в темноте, с аквалангом и ластами, и хмыкнул. А, и пошло оно все! Зато живой, в который раз уже (в смысле, живой), и это не может не радовать. В конце концов, это моя работа, ничего другого, уж так вышло, я делать не умею. И не собираюсь.

– Стас, алло, ты где?

– Здесь я, Сергеич, на бескрайних просторах России.

– Вот и отлично. Давай-ка за это выпьем!

– Не вопрос. – Я поднял рюмку на уровень глаз, будто прицеливаясь. – Грека помнишь?

– Финикова, что ли? – хохотнул он. – Который изменник?

– Его самого. Велел тебе кланяться.

– Как он там?

– Тоскует.

– Бывает. – Сергеич сделал еще глоток, закусил кусочком сала. – У тебя дома компьютер, конечно же, есть?

– А то.

– Значит, так, сегодня мы немного выпьем…

– Немного? – удивился я.

– По сравнению с мировой революцией, – бодро ответил он и потянулся к сигаретам. – Завтра проснешься и пойдешь домой. Выпьешь пивка, поспишь еще немного, а вечерком залезешь в Интернет.

– Зачем?

– Неужели неинтересно посмотреть, какого гуся сковырнули с твоей помощью?

– Если честно, не очень.

– Ну и правильно, – согласился он. И вдруг, посмотрев на меня, добавил: – Нет, неправильно.

– Что неправильно?

– Папаха, говорю, неправильно надета. – Он снял ее с моей бестолковой головы и снова надел. – Сам посмотри. – Достал с подоконника зеркало на подставке и водрузил передо мной: – Вот, любуйся!

– Вижу. – Зеркало отобразило портрет неизвестного в футболке и в папахе на голове. – Как-то странно смотрится.

– Много ты понимаешь, – буркнул Сергеич. – Говорю же, красаве2ц! Вылитый маршал Рокоссовский.

– Скорее уж батька Махно. – Я снял с себя шедевр бараньего творчества и уложил назад в коробку. – Кто-то говорил, что мы сегодня немного выпьем.

– Я и говорил, – повеселел куратор. – Конечно же, и прямо сейчас.

– Тогда, товарищ полковник, не сочтите за труд, налейте другому товарищу полковнику.