– Может быть, в ней заговорила справедливость? – усмехнулся Кондаков. – Перезвони мне позже.

Ивашов переключился на номер мачехи, которая продолжала трезвонить.

– Слушаю.

– Сергей, ты уверен, что у твоего отца были такие часы? – послышался встревоженный голос Анфисы. – Я перерыла все возможные места и ничего не нашла.

– Так поищи еще, – посоветовал молодой человек. – Дом у вас большой, укромных мест много.

– Не язви, – буркнула она. – Ты не в курсе, что твой отец имел пару антикварных вещичек. Все хранилось в сейфе, код от которого мне был тоже известен. Так вот, все безделушки на месте, а часов как нет, так и не было.

– И все же пошарь еще, – предложил Ивашов.

– Хорошо, – Анфиса вдруг хихикнула. – Но у меня есть еще одно предложение. Если я ничего не найду, может, поможешь мне? Подъедешь сегодня, скажем, через часик. Вместе заглянем в укромные места, а потом попьем чай, запросто, по-родственному.

Сергею меньше всего хотелось идти – нет, не в дом, где его отец провел долгие годы, – а к женщине, делившей с ним ложе, ничтожной женщине, полной противоположности его матери. Что там говорил дядя Виктор? Отец жалел, что расстался с матерью, хотел вернуться? В это слабо верилось. Человеку свойственно бороться за свое счастье, а Ивашов-старший не боролся. Выглядывать сына у школы, прячась за каштан, – слабое проявление любви к родным и близким. И все же Сергей ответил согласием.

– Хорошо, я подъеду.

Анфиса обрадовалась:

– Отлично. Жду.

Почувствовав во рту кислый привкус после разговора с женщиной, Сергей, как и обещал, позвонил дяде Виктору.

– Она не нашла часы, – сообщил он печально, – хочет, чтобы я ей помог.

– И ты согласился? – в голосе Кондакова звучало неподдельное любопытство. – Неужели согласился? Чувствую, да.

– Похоже, у меня не было выбора, – ответил Сергей. – Мама всегда говорила, что мы вам обязаны. Если я могу хоть как-то отблагодарить вас за все, то пусть это будет поездка к Анфисе.

Дядя Виктор усмехнулся:

– Ну зачем же так? Впрочем, ты ершистый, весь в отца. Больше я тебе ничего не скажу. Ну, бывай.

Сергей был рад, что Виктор наконец отцепился от него со своими советами. Да, он очень хотел найти убийцу отца, но никакая сила на свете не заставила бы его вот так, вдруг, полюбить этого человека. Полюбить заочно, ведь другого выхода у него не было.

Он посмотрел на часы – не такие, конечно, которые красовались на руке лучшего друга семьи – самый настоящий «Ролекс», а не китайская подделка – и отметил про себя, что времени до встречи с Анфисой оставалось немного. Тем не менее Сергей решил не спешить, подъехать домой, переодеться – он так и не поменял рубашку, которая после заседания суда казалась несвежей. Сев в машину, молодой человек направил свою верную подругу по знакомому пути.

Вознесенск, 1965

Входя в кабинет следователя в сопровождении двух оперативников, Андрей Иванович Гуров выглядел бледным и растерянным. Лоск и изысканность куда-то подевались, перед Беспальцевым стоял обычный вознесенский интеллигент, ничем не примечательный житель маленького городка.

– Садитесь, – следователь кивнул на стул, и Гуров опустился на него, сложив на коленях дрожащие руки. – Как же вы до такого докатились, Андрей Иванович? Знаю, Гольдберг вас недолюбливал, но доверял. Убить беззащитного пожилого человека – что может быть подлее такого поступка?

– Я его не убивал. – Зубы Гурова предательски застучали, губы, принявшие синюшный оттенок, затряслись. Да разве только губы? Казалось, тряслась каждая клеточка его большого тела. – Клянусь, я его не убивал! Да, он меня терпеть не мог – это верно, но Сонечку любил, и я тоже ее люблю. Я никогда бы не обидел ее родных. А нелюбовь дяди Моисея можно было пережить. Ведь как только Сонечка обращалась к нему за помощью, он никогда не отказывал, пусть даже и ворчал. За ворчание не убивают, правда? – Он заискивающе посмотрел на Геннадия.

– Хочется вам верить, – отозвался майор, скривившись, как от зубной боли. Гуров вызывал антипатию. – Но часы говорят об обратном.

Муж племянницы дернулся.

– Но я же не утверждаю, что не брал часы. Наоборот, признаю: взял. Но его не убивал.

– Врешь! – не выдержал Горемыкин, стоявший у окна. – Он не хотел давать тебе часы.

– Я и не спорю. – Андрей Иванович от волнения покрылся испариной и, достав из кармана свежий платок, принялся вытирать мокрое лицо. – Я расскажу, как было дело. Клянусь, я говорю правду.

Беспальцев и Горемыкин переглянулись. Оперативнику Гуров был так же неприятен, как и следователю. Чувствуя это, подозреваемый сжался, согнулся и, будто собрав последние силы, затараторил:

– В тот день я возвращался вечером от приятеля. Он попросил помочь ему с ремонтом. После работы мы пропустили по сто граммов, немного поговорили. Знаете, как это бывает… Слово за слово. В общем, засиделись до полуночи. Помню, я посмотрел на стенные часы в его комнате и ужаснулся… Сонечка давно ждала меня, волновалась. Я подхватил сумку с вещами и почти побежал домой. Приятель живет в двух автобусных остановках от нас, но я не стал ждать транспорт. В такое время автобусы обычно уже не ходят. Вам известно: если идти к нашему дому, нельзя не пройти мимо дома дяди Моисея. Я приближался к его забору, когда увидел, что калитка распахнулась и оттуда выбежали двое мужчин. У обоих что-то было в руках, но из-за тусклого света фонарей я ничего не разглядел. Я и мужчин-то этих как следует не разглядел…

Оперативник и следователь снова переглянулись. Все, о чем рассказывал Гуров, выглядело правдоподобно.

– Продолжайте, – кивнул Беспальцев и пригладил жидкие волосы.

– Когда я увидел тех, двоих, – срывающимся голосом заговорил Андрей Иванович, – меня будто ударило током. Свет в доме дяди не горел, и я забеспокоился. Знаете, зашевелилось какое-то нехорошее предчувствие. Я открыл калитку, которая оказалась незапертой, и прошел на участок. Дверь в дом тоже была открыта. Я толкнул ее и прошел в комнату. Он лежал на полу в той позе, в какой обнаружили его вы…

– Почему вы так уверены? – поинтересовался майор.

– Потому что я не трогал тело. – Гурова передернуло. – Клянусь вам, я его не трогал! Вернее, не переворачивал. Я кинулся к нему, думая, что дядя еще жив, что я могу чем-то помочь, дернул его за плечо, но он не шелохнулся. Тогда я потрогал артерию на шее. Пульса не было. Он оказался мертв, понимаете?

– И вы даже не попытались вызвать «Скорую», – укоризненно заметил Горемыкин.

– Да потому что она тоже ничего бы не сделала, – взволнованно произнес Гуров. – Я же сказал: он был мертв.