Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Зачем ждать Сережи? Поедемте завтра, вдвоем. Я встану – уверяю вас, – сказала Катенька. – Мне даже сейчас хочется встать, и я могу.
– Милая Екатерина Павловна, сейчас вставать вам незачем, потому что если бы вы даже были совсем здоровы, то, пролежав три дня, естественно ослабели. А завтра забудьте все ваши болезни, встаньте утром как ни в чем ни бывало, умойтесь, оденьтесь, а часов в шесть я к вам приеду, и мы посмотрим.
Андрей Семенович говорил весело, но внушительно и настойчиво. Екатерина Павловна чувствовала, будто от его спокойного голоса кровь быстрее двигается по ее жилам, на щеках показывается румянец и ее малиновым глазам снова возвращается прежний веселый блеск.
– Обязательно приезжайте завтра, – говорила она, когда Андрей Семенович стал прощаться. – И послезавтра, и в четверг! И привезите мне цветов и каштанов в сахаре.
XX
На следующий день Екатерина Павловна, конечно, никуда не поехала, хотя Зотов и приехал в Павловск с цветами и засахаренными каштанами. Впрочем, она встала, оделась и чувствовала себя совершенно бодрой, так что от дальнейшей предприимчивости ее удержали только советы того же Андрея Семеновича. Она поиграла на пианино, а к вечеру вышла в сад. Офицеру казалось, что он видит прежнюю Катю, – настолько она была оживленна и весела. Несколько раз она принималась даже смеяться. Только изредка рассеянный взгляд и несколько тревожное выражение меняли ее круглое, побледневшее теперь лицо.
Елена Артуровна, воспользовавшись присутствием Зотова, вышла куда-то из дому и вернулась только в поздние сумерки, когда Андрей Семенович уже уходил и Катенька провожала его по саду.
– Вы меня простите, Андрей Семенович, что я ушла, – сказала она. – У меня болен большой друг, а я из-за Катенькиного нездоровья все не могла улучить минуты навестить его, а сегодня воспользовалась тем, что Кате лучше ивы при ней.
– Как же здоровье вашего друга? – спросил Андрей Семенович равнодушно.
– Благодарю вас, ему гораздо лучше. Сегодня он даже занимался музыкой и выходил в сад меня провожать.
В темноте нельзя было видеть, как густая краска залила Катенькины щеки, но настоящий гнев звучал в ее голосе, когда она воскликнула:
– Елена Артуровна, я вас прошу не говорить при мне о Вейсе! Особенно так не говорить – с какими-то странными намеками.
– Вот и видно, что ты не совсем еще поправилась! Волнуешься по таким пустякам! – сказала тетя Нелли.
– Я нисколько не волнуюсь, и моя болезнь здесь ни при чем, а просто мне надоели эти постоянные аналогии. Я не хочу о них слышать. И я сама, и моя болезнь не находятся ни в какой связи с господином Вейсом…
– Я не понимаю, друг мой, почему ты кипятишься? Я, кажется, вовсе и не высказывала того, в чем ты меня упрекаешь. Я вправе иметь свое мнение о сродстве душ и о возможности телепатического сношения, но я никому его не навязываю и даже не говорю о нем.
– Но вы это думаете, думаете – и заставляете меня думать так же! Я знаю все ваши штучки… Но я этого не хочу и не допущу. И вы с вашим Вейсом ничего не достигнете таким способом…
Катенька выкрикивала, будто одержимая, и было действительно не совсем понятно ее негодование.
– Бог знает, что ты говоришь, Катя, – сказала Елена Артуровна как можно мягче. – Ты слишком рано встала с постели, тебе нужно было бы вылежаться…
– Вы хотите, чтобы я совсем не вставала, я знаю, вы были бы рады, если бы я захворала, умерла, как мама… Тогда бы вы стали меня боготворить и из-за меня губить и мучить других.
Теперь уже вступился Андрей Семенович.
– Екатерина Павловна, я теперь поеду – иначе я пропущу поезд… Я не смею судить, правы вы или нет, мне очень горестно видеть вас в таком состоянии, но в настоящую минуту вам будет всего полезнее лечь и успокоиться… Я думаю, что вы все очень преувеличиваете, и уверен, что нет настолько черствых людей, которые желали бы вашей смерти. Завтра я обязательно буду у вас.
Он простился с обеими дамами и вышел за калитку. Дамы же молча вернулись в дом и разошлись по своим комнатам.
На следующее утро Катенька встала опять веселою, будто забыв о вчерашних словах своих, и заранее оделась к выходу, ожидая, когда придет Зотов. Заслышав шаги в саду, она вышла к нему навстречу, но вместо него увидела брата своего Сергея, который шел с легким чемоданом в руке.
– Ах Сережа, как я тебе рада, ты не можешь себе представить! – заговорила Катенька, целуя брата и смотря в его малиновые, такие же, как у нее, глаза. – Я так тебя заждалась, ты мне всячески необходим… Идем скорее, умойся, оденься, и я все тебе расскажу.
– А на вид ты гораздо лучше, Катя, чем была весною. И то, что ты видеть меня хочешь, мне очень нравится. Я тебе тоже могу рассказать кое-что касающееся до тебя… Не столько рассказать, сколько спросить, правда ли то, что я слышал.
– Ты слышал что-нибудь дурное?
– Дурно это или хорошо, зависит от точки зрения, но то, что я слышал, большинству людей, и мне в том числе, покажется не очень красивым. Тебе не следует слишком беспокоиться, это не относится прямо к тебе. Непосредственно же тут замешана Елена Артуровна и семейство, которое, кажется, нам даже незнакомо. Это некие Вейсы…
– Я их хорошо знаю!
– Как это неприятно!
– Но почему?
– Потому что тебя могут приплести к этой истории, которая, повторяю, не из красивых.
– Но что же случилось, расскажи! Иди умойся скорее и приходи ко мне. Я тоже должна тебе сказать очень многое, тем более что сейчас приедет Андрей Семенович, а при нем мне не хотелось бы говорить.
– Вот милейший человек, я от души рад, что он снова начал бывать у нас.
Когда Сергей Павлович, вымытый и переодетый, вошел в комнату сестры, она тотчас начала рассказывать то, что читателю уже известно. Выслушав ее и помолчав, Сережа промолвил:
– Так что, выходит, наша почтенная тетушка, во что бы то ни стало, хочет свести тебя