холодящие сердце воспоминания хищными червями вгрызлись в ее разум. Здесь все было иначе – странные деревья оплетали змееподобные лианы, а сочная листва перемежалась огромными пестрыми цветами – но все же это был лес. Место, где все случилось – как сейчас, так и двенадцать лет назад.

Кристиан не знала, почему ей так требовалось прийти сюда именно сейчас, а не когда солнце освещало бы ее путь. Она просто брела, продираясь сквозь плотные кустарники, пока наконец не вышла на одну из лесных троп. Там она развернулась, внимательно осматривая заросли.

Ничего. В свете фонаря отчетливо было видно место, где она вышла на тропу, остальные же ветви остались нетронутыми. Неужели она ошиблась?

Лес. Из-за того, что случилось двенадцать лет назад, из-за того, что пришлось вновь возродить в памяти ей всего месяц назад, лес стал ее идеей фикс. С каких пор в ее голове эмоции превалируют над холодной логикой полицейского?

Наверное, уже очень, очень давно. Крепко сжав фонарь, она направилась вглубь леса.

Еще до поступления в полицейскую академию, в подростковом возрасте, Кристиан ходила в секцию спортивного ориентирования, поэтому сейчас легко разбирала мелкие тропы даже в темноте. Возможно, именно это помогло ей в свое время так легко замести следы – она старалась не думать об этом лишний раз. Сейчас она лишь знала, куда идет – но не знала зачем.

Они были похожи на призраков – белые, подвешенные в воздухе лица. Казалось, будто они светились в темноте, хотя, конечно, это лишь белоснежная глина особенно ярко отражала свет фонаря. Посмертные маски.

Они притягивали ее с самого начала. Что-то мистическое, инородное было в этих застывших лицах с закрытыми глазами. Кристиан не чувствовала ни отвращения, ни страха от мысли, что внутренняя сторона их касалась мертвой плоти – ей уж точно не пристало бояться трупов. Наоборот, она понимала, о чем Флорис говорил, называя это место «светлым». Оно несло странное, мертвенное успокоение, и на мгновение Кристиан подумала, что если бы их маски висели здесь вместе со всеми остальными, она бы…

Могла извиниться.

Вина. Невыносимая вина терзала ее сердце – она не имела права обрывать их жизни. Даже если это была случайность. Даже если это была самооборона. Даже если они сами хотели этого.

Убийца.

Если бы они только были здесь, если бы только она снова могла увидеть их лица, могла поговорить с ними, она бы…

Внезапно что-то мелькнуло на периферии ее зрения, и Кристиан обернулась. Одна из масок висела в стороне, и свет, упавший на ее неровный облик, странно отразился в ее глазах. Что-то было не так, и капитан подошла ближе, чтобы разглядеть ее.

Кровь отлила от щек, и Кристиан быстро вытащила телефон, чтобы дрожащими пальцами перелистать материалы дела. Сомнений быть не могло.

Это была посмертная маска Филиппо Витале.

Дорогой дневник!

Что есть вина в ее конечном определении? Я так и не смог дать себе ответа на этот вопрос.

Наша доблестная полиция сразу же достанет книжечку, где черным по белому расписаны все возможные вариации вины. Все разложено по полочкам, все учтено, каждая деталь прописана и с каждым обстоятельством считаются. Учрежденный правительством документ, в котором зафиксировано все, кроме чувств. Но стоит перейти к чувствам, и любые документы теряют силу.

Внутри каждого человека живет собственное определение морали, словно служащей ориентиром для чувства вины. Заступи за черту – и ты становишься виновен. Как минимум в собственных глазах.

Люди, кричащие на каждом углу о первородном грехе, считают, что все мы виновны уже при рождении. Что мы должны смыть с себя этот нечестивый позор, который принесло наше появление на свет. Другие считают, что сам факт того, что мы можем стать чему-то виною – уже есть наша вина. Третьи полагают, что один факт того, что люди не стремятся стать совершенной версией себя, есть их главная вина и грех. Кто-то называет людей бессовестными, а иные твердят, что раз у самых отпетых нелюдей «совесть спит», значит, совесть есть у всех.

Мы словно застряли в непрерывном повторении цикла – проступок и искупление, проступок и искупление. И мерилом собственных проступков являемся лишь мы сами.

Но что, если у человека нет собственной морали? Что, если она размыта, словно разводы на грязном стекле? Ведь тогда отсутствует чувство вины, ибо нет черты, которую можно преступить. Ты висишь в воздухе, не зная, как воспринимать собственную личность.

Я так долго прятался за маской, что не могу различить самого себя.

– У Филиппо была… системная склеродермия, – Марселло подглядел в бумажку. – Насколько я понял со слов Энид, это генетическое заболевание, начавшее прогрессировать у него недавно, при котором человек медленно умирает, зарастая изнутри соединительной тканью.

– Звучит жутко… – Даниэль вздрогнул, попивая свой утренний кофе. Кристиан сидела в компании мужчин, внимательно слушая.

– Ему были необходимы уколы три раза в неделю, поэтому он посещал миссис Фиост. Это показалось мне странным, учитывая, что он может съездить в столицу или вызвать оттуда более квалифицированную медсестру.

– Ничего странного тут нет, – покачал головой Рио. – Энид здесь многие доверяют, особенно богатые шишки. К тому же это ближе и привычнее.

– Лекарства он все равно закупал сам. Какая разница, кто поставит укол, – Кристиан пожала плечами.

– А ты сегодня довольно молчалива. Что, опять ничего?

– Как раз наоборот, – Кристиан пропустила язвительный тон Марселло мимо ушей. – Разговор с Раулем прошел на славу. Он рассказал о разногласиях Филиппо с Джиной – их брак разваливался на части, и масла в огонь подливало разное отношение к тому, стоит ли им заводить детей. Оказывается, Филиппо был вовсе не против наследников, в то время как Джина даже не задумывалась об этом.

– И это все?

– Нет. Кроме того, официантка сказала, что видела Джину в ресторане вместе с Кольдо Масси, нотариусом. Не нравится мне все это.

– Ладно, пробью его. Хотя и не думаю, что нотариус может иметь какое-то отношение к похищению.

– Это еще не все. По словам Рауля Филиппо не расставался с ружьем. Ружьем, которого в машине мы не обнаружили.

– Может, в этот раз он не взял его с собой? – Марселло пожал плечами.

– Даниэль, дома его находили?

– Нет.

– Рауль сказал, что оно должно было лежать в машине. Но там его не было.

Марселло сложил руки на груди и медленно кивнул, словно о чем-то раздумывая.

– Ладно, это действительно ценная информация. Молодец, Тайлер.

– Это еще не все. Идем по нарастающей.

Кристиан вытащила телефон,