– Как вы поживаете? – дружелюбно спросил я.

– Все хорошо, – ответила Мария.

Ее замученное лицо говорило об обратном. Была видна ее хроническая усталость.

– Мария, вы знаете, вам надо чаще отдыхать. Черпать краски жизни во всех ее проявлениях, – выдал я уверенно.

Она стояла передо мной молча. Просто слушала, улыбка не сходила с ее лица.

– Посмотрите же! Какая красота! – указал я на пробивающиеся через пушистые облака лучи солнца.

Она подошла ближе к окну и замерла на мгновение. Мое сознание запечатлело всю живопись образа: медовые локоны и лицо Марии покрылись мягким блеском огня. Пятна веснушек скрылись в свечении света. Голубые глаза окрасились сиянием жемчуга. При первом ее движении у нас завязался душевный разговор. Мы увлеклись легким обменом мыслей. Говорили обо всем и в то же время совсем ни о чем. Мы стояли ровно посередине коридора. Мимо, в обе стороны, проходила спешная, местами нервная линия людей. Но мы были словно одни во всей вселенной. Будто отделились и перенеслись в другой мир – в мир открытости и понимания. Иногда я переставал слушать ее слова. На мгновение я задерживал взгляд, чтобы просто рассмотреть ее глаза и кротость движений лиловых губ. Вдруг взгляд Марии опустился – она обратила внимание на свои наручные часы.

– Ой… уже почти сорок минут прошло. Опаздываю, – с небольшим волнением сказала она. – Позже увидимся…

Внезапно для себя мои руки потянулись, и я обнял её. Она обхватила меня руками в ответ, после чего быстро убежала по своим делам. Я же медленным шагом направился в сторону палаты. Теперь я уже не чувствовал болотной безысходности. Даже Резин со своими «беднота тут не выживет» и «бедный – несчастный» не убивал во мне тот самый сочный вкус жизни…

Я уже представлял свое будущее, свое осознанное будущее. Когда покину стены этой больницы, то сразу начну улыбаться каждому дню. Буду выезжать на природу, ведь я совсем ничего не видел. Например, море… Как говорилось в фильме «Достучаться до небес»: «На небе только и разговоров, что о море и о закате…». В моей голове рисовалась картина, как большой огненный шар плавно уходит за синий горизонт непослушной морской воды. Горделивые горные виды с белыми острыми концами. Просторы желтых пшеничных полей, зеленых лугов. Я буду с большим интересом общаться с людьми, ведь все такие разные – безбашенно веселые и вдумчиво угрюмые. Жизнь многогранна. Глупо этого не замечать и закрываться в одиноком мирочке…

Вернувшись в палату, я остановился на входе. Взглянув на соседей по койкам, я начал осознавать свои изменения. Раньше так смело, даже дерзко, я не подошел бы к девушке и не заговорил таким бодрым голосом. Я бы просто провалился под землю, сгнил и начал разлагаться в своей никчемности. Сейчас мне было все равно. Меня объяла уверенность. Уверенность и легкость во всем. Наверное, эта уверенность и подкупила Марию. Благодаря моим новым силам она даже не заметила во мне бедного, противного мерзкого типа… Чего же стоило мне обрести себя и переродиться? Это попасть сюда. Дорого же я заплатил…

Совсем незнакомая медсестра внезапно зашла в палату.

– Джанаев кто? – объявила медсестра, считывая карту.

– Я, – отозвался Марат Рустамович.

– Мы вас выписываем, можете собираться.

– Хорошо, – поднимаясь с кровати, ответил Марат Рустамович.

– Прохоров, в процедурный кабинет.

– Отлично! – бодро воскликнул Александр Ильич.

– Варламов, вас через час вызовут, – добавила медсестра.

Услышав свою фамилию, Борис молча приподнялся на подушке. Половина лица была «опущена» – видимо, опухоль поразила нервы. Буквально вчера этого не было. Видно, опухоль слюнных желез ударила по мимике… При таком раскладе любой другой мог бы сдаться и жалеть себя. Но глаза Бориса были тверды. В его взгляде и движениях читалась уверенность. Уверенность в том, что его недуг скоро пройдет. Ведь по-другому и быть не может. Ведь его так ждут дома…

– Ну что, сосед? Выздоровел внезапно? – вопросил Резин в сторону Марата Рустамовича.

– Да хватит тут уже сидеть. Нет смысла, – задумчиво посмотрел в сторону Марат Рустамович. – Надо благодарить Бога за то, что он дал. За эти годы. Даже если смерть, абсолютно не боюсь её. Я принимаю это как должное. Да, хочется успеть сделать больше. Как же быстро летит время… Но ничего. Еще день, и к внукам поеду! – сказал горец, объятый морщинистой улыбкой.

Присев на кровать, Марат Рустамович достал из кармана старенький монохромный мобильный телефон. Не спеша набрал по памяти номер и приложил трубку к уху. Услышав приветствие в динамике телефона, в ответ Марат Рустамович проговорил несколько коротких фраз. Наверное, он позвонил сыну, хотел как можно быстрее обрадовать, что, наконец, возвращается домой. Его вещи уже были заранее собраны в спортивную сумку. Как будто он знал, что сегодня покинет стены палаты. Он уложил оставшиеся мелкие вещи по карманам и громко объявил на всю палату:

– Будьте здоровы! – махнул нам ладонью Марат Рустамович.

Выходя за дверь, он вдруг обернулся к нам лицом. Посмотрел на каждого в палате, одарив сердечной прощальной улыбкой. И в каком-то умиротворении, ушел…

– Ну вот! Людей теряем! – вскрикнул Резин.

Не услышав реакции окружающих, внезапно воспрянувший духом Резин принялся искать жертву для общения.

– Герка! Может, телефон-то отбросишь? Что там такое у тебя?

– Да у меня тут вся жизнь. Друзья, футбол, – сказал ровным тоном Гера.

– Так что, за болезни вообще не думаешь? Совсем? – раскрыв широко глаза, вопросил Резин.

– А что? Ничего сверхъестественного. Родился. Ел. Суетился. Плодил. Умер, – не отрываясь от экрана, выдал спокойно Гера.

– Да-а… Логика-то есть… – проговорил задумчиво Резин.

От разговоров соседей мне стало душно. На душе, в голове, да и во всем теле. Я хочу выйти на воздух. Не хочу ходить по тесному коридору. Хочу именно на улицу, хочу видеть жизнь, хочу дышать ей. Понимаю, нам нельзя выходить из здания, но почему я должен себя ограничивать! Никто не имеет права запретить мне дышать! Я хочу выйти и я выйду! Надев ботинки и накинув куртку, я направился на выход из больницы. На пути все та же тошнотворная инфарктная лестница, а внизу отвратная регистратура. Вижу отрытую входную дверь, за ней виднеется тот самый пруд, который встретил меня в первый день! Я хочу к нему…

На входе корпуса больницы совсем пусто. К пруду надо было спуститься. Небольшая лестница стала моей дорожкой к желанной вольности. Как же хорошо, я чувствую свободу… Вокруг тишина и прохладный февральский запах воздуха. Машинально я сделал глубокий вдох. Внезапно полоснула