Беженцы текли в город бесконечным потоком, приносящим остатки армии, военно-воздушных сил и служащих Организации Тодта. Повсюду двигались коляски и велосипеды, салазки и мотоциклы, сероватые-зеленые вагоны с оружием, грузовики – и люди, люди, люди… Все они надеялись убежать. Их глаза были устремлены на канал из Кенигсберга до Фрише-Хаффа, – они надеялись преодолеть Хафф, добраться до Фрише-Нерун-га и двинуться далее – на запад.

Десятки тысяч людей переполнили порт. Они стояли плечом к плечу и ждали. Только несколько тысяч успели подняться на борт торпедного катера, субмарины, минного тральщика и одной из угольных барж, которые, пыхтя, двигались по каналу позади буксирных судов и ледоколов. Место на борту судна стоило состояние, и некоторые из капитанов использовали эту возможность нажиться в полной мере. В медленной процессии, на которую нападали русские самолеты, ряды барж пробивались к порту Пиллау, чтобы выгрузить людей и оставить их перед новой проблемой. Те, кто не имел средств, чтобы подкупить капитана, возвратились в город или присоединились к потоку тех, кто отправился к Пиллау по побережью. В Пиллау можно было, как говорили, сесть на паром до Нерунга, а Нерунг все еще давал проход до Данцига.

Население Кенигсберга ничего не знало о реальной ситуации. Партийные кабинеты были покинуты; правительственные машины исчезли. Отключение электричества заставило радио замолчать. Не было никаких газет, только слухи – рои слухов.

Едва ли кто-то в городе знал, что не было ничего способного помешать русским взять Кенигсберг в любое время, которое они выбрали, что русских сдерживала только их неосведомленность о слабости цитадели. У населения создалось впечатление, что немецкие линии фронта удерживаются перед городом и русское наступление остановлено. Многие решили ждать. Они ждали лучшей погоды или того, когда минует наводнение беженцев или когда снова пойдут поезда в Пиллау. Солдаты жаждали тепла и отдыха и, успокоенные на время ослаблением напора русских позади них, пробовали найти отдых среди гражданского населения. Их все еще хорошо снабжали питанием и алкоголем – и они были хорошо приняты в этом городе, который лежал в странных сумерках надежды и страха. Те части, которые сохранили дисциплину, сопротивлялись русским, прокладывавшим путь в Замланд, медленно и осторожно окружая Кенигсберг.

Затем поступило сообщение, что русские совершили внезапную вылазку к дороге из Кенигсберга до Пиллау. Грозило окружение.

Волна паники охватила город. Те партийные чиновники, которые еще остались в городе, сбежали на автомобилях в Пиллау. Но члены партии были не единственными – правительственные чиновники и армейские офицеры тоже в спешке уехали. Персонал покинул военные госпитали. Прекратилась какая-либо забота о раненых – она была возобновлена только тогда, когда медицинские части с фронта отступили в Кенигсберг. Служащие медицинского корпуса 1-й восточнопрусской дивизии, которая затем вступила в город, нашли раненого солдата на операционном столе – он был мертв. Только половина пациентов в больничных палатах подавали признаки жизни. Другие умерли.

30 января разнесся слух, что поезда до Пиллау будут отправляться от пригородной станции. Сквозь метель толпы людей пошли туда и действительно нашли состав из грузовых вагонов. Наступила ночь, и поезд наконец двинулся со станции. Но где-то в середине 40-километрового участка пути до Пиллау он остановился позади нескольких других составов, заполненных беженцами. Поврежденный бомбардировкой локомотив блокировал путь. Прежде чем миновала ночь, русские достигли железной дороги, пересекли ее и вышли к берегам Хаффа. Утром 31 января Кенигсберг был полностью отрезан от Замланда и порта Пиллау.

В это время в Кенигсберге оставались несколько дивизий и множество частей народной армии, большинство солдат которых даже не имели униформы. Было также приблизительно сто тридцать тысяч гражданских жителей и большое количество французских и русских военнопленных и чернорабочих.

Военные командиры, которые остались в городе, в частности генерал Лаш, начальник штаба действующего корпуса, ожидали скорого конца. Никто в городе не был в состоянии отразить русское нападение. Но русские остановились в предместьях Кенигсберга. Они хотели сначала взять Замланд и Пиллау, единственный порт, осуществлявший поставки для 4-й армии. Если бы советские войска сражались с той же энергией, которую они показали в течение прошедших недель, 3-я танковая армия – вернее, то, что от нее осталось, – не остановила бы их. Но русские нуждались в отдыхе и подкреплении. Хотя они достигли побережья, но были не в состоянии взять Пиллау.

В Кенигсберге Лаш предпринял все меры, чтобы сделать жизнь населения более терпимой и организовать рассеянные войска для возможной вылазки. Он надеялся, что будет возможность эвакуировать население и получить подкрепление, без которого Кенигсберг не мог быть защищен. В решении двух этих задач он видел цель своего присутствия.

Предприятия коммунального обслуживания города восстанавливались. Скоро в домах снова появились вода, газ и электричество. Магазины, владельцы или служащие которых были найдены, снова открывались. Насколько было возможно, армия давала пищу гражданским жителям. Собрали рогатый скот, который привели колонны беженцев, и появилось молоко и мясо для больных и детей. Специальные команды, действующие по кодексу, который не знал никакого наказания, кроме смерти, вышли подавлять грабежи, которые распространились в дни паники.

Генерал Лаш изучил военные ресурсы города. Он слишком хорошо знал, что название «цитадель» было лишь горькой иронией. Бастионы на внешнем кольце, приблизительно в 8 километрах от центра Кенигсберга, были построены в 1870 г. и не составляли препятствия для современного оружия. Кроме того, большинство из них имело только один выход, оборудованный разводным мостом, следовательно, они превращались в мышеловки для гарнизонов.

С городских крыш можно было видеть русскую пехоту и наблюдать за медленным сосредоточением тяжелой русской артиллерии. Город не имел ни артиллерии, ни самолетов, чтобы вмешаться в действия русских. Лаш требовал подготовиться к вылазке. Его патрули прочесывали улицы, здания и подвалы, чтобы собрать бесчисленных солдат, которые затерялись среди населения или завязали дружбу с женщинами, которые хотели напоследок повеселиться. Но силы, которые собрал Лаш, были едва ли достаточны, чтобы предпринять попытку вылазки из города, – да и те испытывали недостаток в боеприпасах, оружии и бензине.

В своих приготовлениях Лаш опирался на старое правило: в осажденном городе военный командующий имеет высшую власть. Он был активен в течение первых дней хаоса, когда большинство партийных чиновников или исчезло, или потеряло голову. Но когда паника прекратилась и фронт на север от Кенигсберга закрепился, окружной руководитель Эрих Кох еще раз поднял голову.

Из своего убежища на Нерунге Кох неоднократно летал в Кенигсберг, чтобы совещаться с представителями, которых он послал в город. Он проинструктировал их поддерживать его власть любой ценой. Они должны были сохранить под контролем народную армию, найдя надежных лидеров для этого, и внимательно следить за каждым шагом военного командующего. Кох приказал организовать отдельное питание и склады оружия для партийцев и для тех частей народной армии, на которые он мог положиться – секретные склады, – и занять отдельные ключевые позиции так, чтобы быть готовыми к любому проявлению слабости со стороны военной команды. Люди Коха действовали соответствующим образом.