Вылазку пришлось откладывать несколько раз. Настало 19 февраля, прежде чем силы генерала Лаша смогли пойти в наступление, которое, вместе с одновременной атакой немецких войск в Замланде, должно было прорвать кольцо вокруг Кенигсберга.

Ночью 20 февраля два немецких острия встретились. После трех недель окружения шоссейная и железная дороги между Кенигсбергом и Пиллау были свободны для проезда снова.

Между 25 и 29 марта последние остатки 4-й армии, скопившиеся у берега Фрише-Хаффа, пересекли его на плотах и лодках, направляясь к Нерунгу. Они были скорее призраками, чем людьми, – дивизиями, которые теперь насчитывали всего четыреста человек, сожженными в буквальном смысле. Из всей армии две тысячи пятьсот тридцать солдат, две тысячи восемьсот тридцать раненых и три тысячи триста добровольцев русской и других национальностей, которые присоединились к 4-й армии, достигли Нерунга. В течение многих недель они были без убежища и часто без теплой пищи. И почти без боеприпасов. Их отступление прикрывало маленькое отделение под командованием генерала Хуфенбаха, сына фермера из Восточной Пруссии. Он и его люди погибли в рукопашном бою.

Генерал Мюллер перевел свой штаб в Замланд. Генерал Рендулич возвратился в Курляндию в середине марта, и генерал Вейс, командующий 2-й армией, принял командование группой армий «Север».

Вскоре после этого действия русских, осаждавших Кенигсберг, изменились. Патрули из народной армии в траншеях вокруг города исчезали ночь за ночью, обычно без звука. Около десяти часов вечера русские самолеты пролетали над немецкими позициями, звучали популярная музыка и пропагандистские речи. «Мужчины из народной армии, – раздавался голос, – идите домой! Мы не будем вредить вам, старики! Бросьте свои винтовки!» Через некоторое время тот же самый голос говорил: «Смотрите – мы сбрасываем бомбы!»

На фронте Замланда потери быстро росли.

В течение первых дней Пасхи русский огонь в Кенигсберге внезапно прекратился. Население, приученное хвататься за соломинку, охватила новая волна надежд. Означала ли эта тишина, что большое немецкое контрнаступление, о котором так часто говорилось, шло полным ходом? Русские уходили из Кенигсберга?

Но это было только затишье перед бурей.

Рано утром 6 апреля воздух над Кенигсбергом огласился воем, город встряхнуло.

Сотни русских батарей, неисчислимые минометы вели ураганный огонь, который с короткими перерывами длился почти тридцать часов. Большие формирования бомбардировщиков появились и сбросили свой груз. В то же самое время советский маршал Василевский, преемник Черняховского, который погиб в сражении, пошел в новое наступление из Замланда. Он продвинулся через немецкие войска, достиг побережья Хаффа и еще раз отрезал город от западного Замланда.

До сумерек 6 апреля большинство немецких позиций вокруг Кенигсберга были сокрушены. В течение нескольких часов все роты и части народной армии были похоронены в своих траншеях и стрелковых окопах. Те, кто уцелел, с тяжелыми потерями отходили из предместий за старые окруженные стены. Коммуникации были отрезаны, склады с боеприпасами захвачены. Облако дыма висело над городом. Улицы были загромождены транспортными средствами, мертвыми лошадьми и убитыми людьми. Объятые страхом гражданские жители, проклиная иллюзии прошлых недель, носились в поисках убежища. Другие ждали в тихом ошеломлении, как распорядится рок.

7 апреля русские танки и пехота пошли в наступление. Василевский сосредоточил тридцать дивизий, и среди них немало испытанных бойцов, закаленных на улицах Сталинграда. Русское главное наступление, пришедшее с юга, врезалось в город и достигло центральной железнодорожной станции. Советские ударные войска захватили порт и повсюду вошли в предместья. Каждое нападение предварялось тяжелым артобстрелом. Только несколько немецких полевых орудий отвечали. Ни один немецкий самолет не поднялся в воздух. Немецкие гнезда сопротивления были уничтожены огнеметами.

К полудню генерал Лаш понял, что сражение за город будет закончено через несколько дней. Он все еще поддерживал связь с генералом Мюллером, сообщил о ситуации и предложил, чтобы весь гарнизон сделал попытку прорваться на запад. Гражданское население должно было выходить, двигаясь посреди боевых частей.

Ясно, что это предложение было отчаянным, но другая возможность отсутствовала. Ближе к вечеру Лашу сообщили, что Гитлер отказался разрешить пожертвовать городом. Лаш узнал, что Гитлер предпочел их героическую смерть в Кенигсберге.

Попытка прорваться была тем не менее предпринята. Но генерал Лаш не имел к ней никакого отношения. Вылазка была инициирована представителем имперского комиссара обороны, который внезапно отошел от своего оголтелого фанатизма.

К 7 апреля даже самые надежные партийные лидеры в Кенигсберге поняли, что их ждет конец, если они не смогут убежать. Некоторые воинские части были готовы подчиниться партийной команде, с ними партийные лидеры и решили предпринять попытку вылазки ночью 7 апреля.

Группа во главе с генералом Судау находилась в бронированном автомобиле разведки. Снова участники акции были уведомлены о тайне, и снова тайна не была сохранена. В квадрате, который должен был стать отправной точкой, вечером 7 апреля появились не только армейские части и не только партийные лидеры – все они теперь были без партийных униформ, – но также и огромная толпа, которая хотела присоединиться к этой операции.

Вылазка, направленная на запад к Пиллау, началась вскоре после полуночи и была чуть не сорвана. Русские стреляли изо всех видов оружия, от винтовок и минометов до «органов Сталина»[2]. Солдаты, члены партии и гражданские жители погибли в кровавой бане, лишь немногие возвратились в горящий город.

Более тяжелый артобстрел и воздушная бомбежка разразились 8 апреля. Немецкие оборонительные укрепления потеряли контакт между собой и с командным пунктом генерала Лаша. Посыльные были единственными средствами связи. Улицы опустели – население забилось в подвалы.

В сумерках защитники собрались в узком месте. Они ожидали, что заключительный удар произойдет следующим утром, 9 апреля.

Подполковник Кервин командовал несчастной группой пожилых офицеров и бойцов народной армии в так называемых бараках Троммельплаца, он никогда не мечтал, что станет одним из главных актеров в драме Кенигсберга. Когда 9 апреля рассвело, «органы Сталина» начали свой концерт. Русская пехота пересекла реку Прегель, которая течет через город, и бои бушевали на главной магистрали Кенигсберга. Из казначейства и клиник университета, где лежали тысячи раненых, медицинский персонал отправлял посыльных, чтобы умолять всех командующих прекратить борьбу – это могло бы обеспечить милосердие к раненым. Женщины, размахивающие белыми тряпками, как серые тени, появились из подвалов и просили прекратить сопротивление.

Кервин также знал, что борьба бессмысленна. Он послал одного из капитанов к генералу Лашу, чтобы получить соответствующее распоряжение.

Вскоре после полудня капитан возвратился с «очень конфиденциальным» письмом, адресованным Кервину. В нем говорилось: «Мой дорогой Кервин, я решил капитулировать. Я потерял контакт с войсками. Артиллерия – без боеприпасов. Я не могу продолжать кровопролитие и обрекать на ужасное бремя гражданских жителей. Попробуйте начать переговоры с русскими. Я прошу, чтобы они немедленно прекратили огонь и послали ко мне офицера. Я хочу сдать Кенигсберг».