от Вашингтон-Сквера, летний день близился уже к концу, а погода была прекрасная. Жаркое стопроцентное американское солнце все еще горело в небе, посылая на землю теплые лучи, но в воздухе уже чувствовалась прохлада надвигающегося вечера. Коротко говоря, это был такой день, когда доморощенные поэты начинают рифмовать, «любовь, кровь и вновь» и каждому из них кажется, что он творит бессмертные шедевры. Воздух был насыщен сентиментальностью, и постепенно, незаметно для мистера Бимиша, в его душу, чуждую всяких компромиссов, стал закрадываться яд весенней лихорадки. Да, мало-помалу, по мере того, как автобус все дальше уносился вверх по Пятому Авеню, в сердце Гамильтона Бимиша закопошилась добродушная терпимость к своим собратьям-людям. Он даже перестал упрекать людей за то, что они позволяют себе увлекаться (после чересчур короткого знакомства) представительницами прекрасного пола, играя чувством, которое, с точки зрения научной, может быть оправдано лишь долгим и взаимным изучением характеров. Впервые в жизни в его душу стало закрадываться смутное подозрение, что, пожалуй, есть что-то такое в людях, подобных Джорджу Финчу, которые, очертя голову, влюбляются в девушек, не обменявшись с ними предварительно и тремя словами.

И как-раз в этот момент Гамильтон Бимиш впервые обратил внимание на девушку, сидевшую на скамье по другую сторону от прохода. В ней было много того, что французы называют chic и élan. Можно было даже сказать, что это была девушка, полная espièglerie u je ne sais quoi. Опытный глаз Гамильтона Бимиша сразу заметил, что на ней прелестный костюм на подкладке из crèpe de chine, что на голове у нее красивая шляпка из тонкой соломы, отделанная шелковой лентой, а из-под этой шляпки виднелся темный локон. Судя по этому локону, Гамильтон Бимиш сделал заключение, что девушка уделяет много внимания своим густым темным волосам. На ногах у нее были черные лакированные туфельки и серебристо-серые чулки. Цвету ее лица могла бы позавидовать школьница, а кожа у нее была такая, что по ней, наверное, очень приятно было бы провести рукой. Все это проницательное око Гамильтона Бимиша успело подметить с одного взгляда, брошенного искоса. Но наиболее сильное впечатление произвели на него черты лица этой девушки. Именно такое лицо могло бы взволновать его, не будь у него выработаны определенные взгляды на любовь, изложенные в книге «Благоразумный брак». И даже этот мудрый человек с сильной волей не мог подавить в себе некоторую меланхолию, когда он спустился с автобуса на Семьдесят Девятой улице – что, впрочем, свойственно каждому человеку, чувствующему, что упустил невозвратно что-то хорошее.

«Да, очень грустно – размышлял. Гамильтон Бимиш, поднимаясь на крыльцо дома номер шестнадцать и собираясь позвонить, очень грустно, что никогда больше не придется увидеть эту девушку».

Разумеется, человек с его кодексом нравственности не может влюбиться с первого взгляда. Но, тем не менее, Гамильтон Бимиш не мог скрыть от себя следующего: ни одна другая женщина не подходила бы больше этой незнакомки для того, чтобы он, после долгого знакомства и тщательного изучения ее, мог с уверенностью сказать: сама природа назначила ее в жены ему! Размышления Гамильтона Бимиша были внезапно прерваны. Рядом с собою, на крыльце дома номер шестнадцать, он увидел девушку, сидевшую неподалеку от него на империале автобуса! Бывают минуты, когда даже самые трезвые, самые хладнокровные, самые уравновешенные люди не в состоянии совладать с собою. Гамильтон Бимиш был совершенно ошеломлен. Не будь он таким великим человеком, вы бы сказали про него, что на одно мгновение он совершенно обалдел. Независимо от того, что он позволил себе с такой нежностью думать об этой незнакомке, он был еще изрядно смущен тем, что вдруг оказался рядом с ней. В такой критический момент очень трудно сразу сообразить, как вести себя. Сделать вид, будто даже не замечает ее? Или наоборот: сказать какую-нибудь банальную фразу, подходящую для случая? И если он должен сказать банальную фразу, то какую именно фразу?

Гамильтон Бимиш все еще продолжал ломать голову над этой проблемой, когда девушка сама пришла ему на помощь. Она вдруг сделала забавную гримасу (благодаря которой ее лицо показалось Бимишу еще более привлекательным) и, повернувшись прямо к нему, испустила жалобный возглас:

– О-о-о!

В первое мгновение Гамильтон Бимиш только подумал, что, наконец-то, он встретил девушку с приятным голосом. Сколько раз случалось ему издали восхищаться красотою той или иной женщины, а потом, к ужасу своему, убеждаться, что голос ее подобен крику павлина, приветствующего солнце. В следующее мгновение Гамильтон Бимиш понял, что с незнакомкой случилось что-то неприятное, и тотчас же сердце его исполнилось глубокого сочувствия и жалости. Но вместе с жалостью в нем проснулся и мастер дела, то есть человек, который всегда знает, что и как нужно делать.

– Вам что-нибудь в глаз попало? – спросил он.

– Да, соринка или что-то в этом роде.

– Разрешите – сказал мистер Бимиш.

Одной из самых тяжелых задач, какая может только выпасть на долю простого смертного, является извлечение постороннего тела из глаза совершенно незнакомого человека, тем более женщины. Но Гамильтон Бимиш не был простым смертным. Спустя десять секунд, он уже спрятал свой платок в карман, а девушка, мигая глазами, произнесла с глубокой благодарностью:

– Я вам крайне признательна!

– О, не за что! – ответил Гамильтон Бимиш.

– Ни один доктор не сделал бы этого так быстро и так безболезненно.

– Сущие пустяки!

– Чем это объяснить, что, когда в глаз попадает крохотная соринка, вам начинает казаться, что застрял слон?

На это Гамильтон Бимиш мог дать самый исчерпывающий ответ. Он был прекрасно осведомлен в этой области.

– Видите ли, – начал он, поправляя очки, – конъюнктива, то есть слой слизистой оболочки, покрывающий внутреннюю сторону века, переходит также на переднюю часть глазного яблока. При этом образуется форникс, то есть чрезвычайно мелкие и тонкие разветвления. Особенной чувствительностью отличаются эти разветвления в том месте, где хрящевые пластинки волокнистых тканей прикреплены к углам глазного яблока посредством супериальных и инфернальных пальнебральных волокон.

– Ага, понимаю, – сказала девушка, хлопая глазами.

Наступила пауза.

– Вы к миссис Вадингтон? – спросила девушка.

– Нет, к мисс Вадингтон.

– А я ее не знаю.

– Вы, значит, незнакомы с этой семьей?

– Нет. Только с миссис Вадингтон. Не будете ли вы любезны позвонить?

Гамильтон Бимиш позвонил.

– Я видел вас в омнибусе, – сказал он.

– Вот как?

– Да. Вы сидели недалеко от меня.

– Какое совпадение!

– Прекрасный день, не правда ли?

– Чудесный!

– Солнце…

– Угу!

– И небо…

– Угу!

– Я люблю лето.

– Я тоже.

– Конечно, если только не слишком жарко.

– Угу!

– Хотя, должен вам заметить, что не столько неприятна жара, сколько влажность воздуха, – заявил