— Напишу. — соглашаюсь. Бумага всё стерпит. — Ты сам отвезёшь? Кого вообще из братьев допустят к самому графу, или надо через его чиновников передавать? — типа, на деревню дедушке.

— Любого из братьев допустят, но этого не потребуется. Графиня сама сюда часто приезжает совершить омовение из нашего источника, с ней и передадим. А ещё лучше, если вы с ней поговорите лично. Она же ваша троюродная тётка?

Ничего себе. Да тут отслеживают, смотрю, генеалогию. Может ещё знают, как я её младшего сыночка, милого кузена Виталия в грубой форме послал по нехорошему адресу? Не, вряд ли такие подробности дворцовой жизни проникают сквозь монастырские стены далеко расположенной от Неллера обители.

— И поговорю, чего уж. Только, договоримся, текст послания с тебя, я лишь прочитаю своё обращение. Более не задерживаю, брат Георг.

Управляющий поднялся очень медленно, будто бы не хотел уходить. Понравилось со мной беседовать? А что, такое вполне может быть. Юный настоятель очень вежлив и задаёт несложные вопросы. Многим нравится поучать, тем более, своё начальство.

Взгляд Георга задерживается на стопе книг. Ждёт, что и про магию начну его спрашивать? Начну, он очень хорошие обереги от стрел делает, значит, имеет у источника жгутики оттенков синего и голубого цветов. Да и сами методы изготовления амулетов хотелось бы послушать. Но всё это будет позже. Прежде чем задавать вопросы, хочу подготовиться.

Спокойно уйти ему не дали. Сначала заглянул Сергий, доложивший, что прибежал слуга, надзиравший за карцерными комнатами, а следом и сам мужчина, доложивший об очередном приступе бешенства у милорда Монского.

— В этот раз он того это, ваше преподобие, совсем уж в буйство впал. Прямо головой на дверь и стены кидался. Разбил сильно.

Надзирающий слуга замолчал, переминался с ноги на ногу и не знал, куда подевать свои руки.

— Что разбил-то? — опять невнятный доклад. Ох, доберусь я до вас. — Стены, дверь или голову?

— Так голову, господин ваше преподобие милорд. Даже лицо. Он когда успокоился, упал без чувств, мы с Нюрой еле кровь ему из носа и рассечённой брови остановили. К нему бы лекаря вызвать.

— Осёл! — вырвалось помимо моей воли.

— Пощадите, ваше преподобие. — бухнулся на колени мужичок.

— Да при чём здесь ты? — досадливо морщусь. Отругал-то я сам себя. Умный сильно потому что. Громадьё планов строю, а об элементарном не подумал. — Сергий, лети в лечебницу, скажи, чтобы поторопились. Брат Георг, найди нужное количество соломенных тюфяков, пусть карцер, где милорд содержится, ими изнутри выложат — пол, дверь и стены на высоту его роста. Как закрепить к прибитым брусьям сообразят?

— Разберутся, думаю.

— Замечательно. Только попрошу не затягивать, мало ли когда у него следующий приступ будет.

За дверью — когда открылась для выхода моих посетителей, увидел — маячит Юлька. Уши греет любопытнвя особа. При её виде какая-то мысль занозой свербит в мозгу, и мысль-то не новая, только, гадство, неуловимая. Что не так? Мелочь непонятная, но не вписывающаяся в сложившуюся в моей голове картину мира Паргеи. Что за чёрт?

В прошлой жизни такая же ерунда случалась и здесь достала — не могу успокоиться, пока не разберусь, в чём дело. Эврика! Понял наконец, в чём дело.

— Юль, зайди-ка сюда. — говорю громко. Та тут же оказывается прямо передо мной и изображает поклон как умеет, старается соответствовать занимаемой должности. — Слушай, только сейчас вдруг дошло. Этот, тот, который к тебе приставал…

— Степик.

— Да, точно, почти тёзка, помню. Как вообще сей наглый раб осмелился пялиться на тебя, вольную девицу, да ещё и драться с гвардейцем, славным новиком Николасом?

— Кто раб? Степик? Он не раб.

— Как? Ты же говорила, он на кухне служит. А там…

Не договариваю. Может я не так понял управителя и там есть и свободные? Хотя, нет, никого без ошейников не наблюдал за оба своих посещения.

— Его туда в качестве наказания господин казначей сослал, помогать истопникам. На неделю. — пояснила девчонка, чем-то очень довольная. — Провинился. А так-то он писарем при брате Алексе. Только никакого толка от него на поварской нет, девчонки рассказывали. Вы его руки бы видели, как у благородной госпожи белые и мягкие. Его там трогать все боялись. Вернётся к казначею, наушничать станет. А здорово его Ник поколотил! А нечего обзываться. Милорд, а отправьте его после порки в подземелье к крысам.

— У нас что, много крыс?

Я понимаю, что эти мерзкие грызуны тут часто встречаются, но надеялся, что хотя бы не в главных зданиях. Свинарники или хлев, понятно, но не у меня же под боком?

— Жирные! Сама видела парочку, когда в кладовую за вином для вас в подвал спускалась. Так посадите?

— А ты злопамятная, Юлька, да?

— Так чего он Ника мелким хорьком обзывал? И мне грозился, что отомстит.

— Посмотрим. Ладно, узнала про ту девицу-то? Да? Тогда по дороге расскажешь. Переоденусь только.

— На одержимого смотреть⁈ — пришла в восторг Юлька.

— Он тебе что, зверь в цирке или скоморох? Ты не забывайся, подруга, милорд Карл благородный дворянин, будь к нему почтительна. Нет, мы не к нему. Обойдём мастерские.

Поначалу действительно хотел побежать к карцерам, да вовремя остановился. Чем я сейчас могу там помочь, помимо того, что сделает брат Симон? Ничем. Да, исцеляющих возможностей у меня несопоставимо больше, чем у монастырского мага-целителя, но пока опыт и умения у него несравнимо выше. Просто так смотреть, как захотелось моей девчонке? А самому мне было бы приятно бездельное разглядывание? Нет. Вот и не стану Карла Монского смущать. Парню и так плохо по жизни.

В средневековых ремёслах мне ещё только предстоит разобраться, но проявлять к ним внимание необходимо сразу. Пусть братия видит, что новый аббат готов за всем следить лично и спуску никому не даст. Прилежных станет поощрять, нерадивых наказывать.

Обитель по сути являлась государством в государстве, обеспечивая всем необходимым себя сама, в