Делаю мощный вдох и погружаюсь в воду. Резко отталкиваюсь пятками от стены, устремляюсь вперед. Я ощущаю себя дельфином. Мое тело – волна. Я становлюсь частью воды.

«Правильно. Чувствуй воду. Повелевай водой. Будь водой».

Я плыву вперед, перекувыркиваюсь, достигаю стенки, отталкиваюсь и скольжу дальше. Равномерно дышу, ритмично двигаю руками и ногами.

И никому меня не догнать.

– Ваша дочь показывает феноменальные результаты. Говорю вам, мистер Энсон, такое не часто увидишь.

После тренировки Клайв попросил нас с отцом остаться. Он сходил к торговому автомату и взял нам по бутылке холодной газировки, после мы уселись за круглым металлическим столом в холле.

– Ник, продолжай в том же духе. Твой распорядок дня должен стать строже. Правильное питание, обязательный отдых. Выдержишь – покажешь класс на региональных состязаниях. У нас появится новая восходящая звезда.

Отец пытается держать себя в руках, но я же вижу: его распирает от гордости за меня. Он старательно изображает внимание. Клайв не замечает, а я вижу знакомое подергивание уголка рта.

Отец достает записную книжку. Ту, куда скрупулезно заносит все мои результаты.

– Пока что мы не придерживались какого-то особого режима, – признается он. – Но после ваших слов я понял, насколько он важен. Например, питание. Что бы вы могли порекомендовать?

Клайв отвечает, а отец старательно записывает. Белки, углеводы, калории… Я отключаюсь от этих подробностей. Уж мне ли не знать, в чем причина успеха! Не в питании, не в отработке стилей плавания и не в распорядке дня. Вернее, даже не в чем, а в ком. Причина – в том парне. В его голосе.

Он сказал, что у меня получится, и у меня получилось.

Не могу отогнать мысли о нем.

Думаю о его худощавом, бледном теле. О странных шрамах.

Кем бы ни был тот парень, откуда бы ни появился, он мой союзник. Мое тайное оружие.

Я и сейчас его побаиваюсь. Даже себе не могу объяснить, кто он или что он. Но знаю: мне хочется снова его увидеть. Заглянуть в его глаза. Какие они? Синие или серые? Мне надо получше его узнать. Просто необходимо.

– Ник, ты согласна?

Отец о чем-то меня спросил, а я не имею даже отдаленного представления о его вопросе.

– Пап, извини. Я мысленно уже на соревнованиях. Наверное, это от усталости.

– Все нормально, дорогая. Пора домой.

Мы идем пешком, и это прекрасно. Драгоценное время, когда можно о многом подумать. Но отец возбужденно рассуждает о датах и тренировках, убеждает меня в ценности распорядка дня и правильного питания. Я вынуждена хотя бы односложно ему отвечать. Его вопросы мешают сосредоточиться.

Девять часов вечера, а тротуар по-прежнему пышет жаром. За уличными столиками пабов нет свободных мест. Из окошек проносящихся машин грохочет музыка. Впереди замечаю двух подвыпивших парней, одетых в какую-то рвань. Они что-то не поделили и затеяли пьяную драку. Удары сильные, но почти все мимо.

Отец обнимает меня за талию и переводит на другую сторону улицы.

– Не стоит рисковать, – объясняет он. – От такой публики лучше держаться подальше. Двуногие животные, по-другому не скажешь.

– Пап, да успокойся ты.

– До сих пор не могу привыкнуть, что остался без машины.

– Ничего страшного. Многие живут без машин.

– А как мы поедем на региональные соревнования? На общенациональные? Трястись в автобусе или поезде? Нет, Ник, нам нужны собственные колеса.

– Ты же знаешь: если я начну занимать призовые места, мы сможем рассчитывать на финансовую поддержку.

– Да. Клайв говорил.

– И мы ее получим. Вот увидишь.

Он крепко обнимает меня за плечи:

– Да, Ник. Я тоже так думаю. Ты стоишь у подножия большой карьеры. Я верю в твой взлет.

– Значит, ты рад, что сегодня я пошла на тренировку? Теперь понимаешь, как важно не пропускать ни одного дня?

– Да, дорогая. Конечно же понимаю. И хотя мне ненавистно каждое твое погружение в воду, я взволнован и горд. Тебе выпал шанс. Ты сможешь изменить свою жизнь и, быть может, жизнь всех нас.

– Ты сказал… тебе ненавистно каждое мое погружение в воду. Но почему, папа?

– Потому что… я не…

– Есть какая-то причина?

– Я не… Наверное, дело в том, что сам я не ахти какой пловец. Отсюда и тревога.

А ведь я действительно не помню, чтобы отец плавал. В детстве он никогда не возил меня на пляж. И в лягушатник мы с ним не ходили.

– Но ты же умеешь плавать? – спрашиваю я. – В школе у вас наверняка были занятия?

– Были, только очень мало.

– А в скаутах ты состоял?

– Нет, конечно. Почему ты спрашиваешь?

– Ты недавно сказал: «Честное скаутское».

– Это просто выражение. Не был я в скаутах. Кстати, не все мальчишки туда стремятся.

– А каким мальчишкой был ты?

Ловлю себя на том, что ничего не знаю ни о детстве отца, ни о его семье. Не помню, чтобы он говорил со мной на такие темы.

– Да таким же, как сейчас. Только ростом поменьше. Волос на голове было больше. И татуировки еще не успел сделать.

– Чем ты любил заниматься?

Отец пожимает плечами:

– Да, в общем, обычными мальчишескими играми. Болтался по улицам, гонял в футбол…

– И купался. Ни за что не поверю, чтобы ты не любил купаться. Но ты признаешься, что плохо плавал. Я плаваю хорошо. Тогда почему тебя настораживают мои тренировки?

Отец кривит губы, медленно выдыхает. И молчит.

– Папа, вы с мамой еще будете мною гордиться, – обещаю я.

– Да, Ник. Я в этом уверен, – отвечает он, однако его глаза полны сомнения.

Сворачиваем на нашу улицу. Впереди замечаю Милтона. Он, очевидно, поджидает меня, но, завидев нас с отцом, наклоняется и делает вид, что завязывает шнурок кроссовки.

– Привет, Милтон, – окликаю я.

Он выпрямляется.

– А, привет. – Милтон добросовестно изображает удивление. – Добрый вечер, мистер Энсон.

– Здравствуй, Милтон.

Мы с отцом идем дальше, Милтон не отстает.

– Я пошел в дом, – сообщает отец.

– Я сейчас тоже приду… Милтон, ты извини, но я жутко устала. Еле на ногах стою.

– Это недолго. Минуту. Или две.

– Может, отложим до завтра? – спрашиваю я. – И вправду с ног валюсь.

– Лучше сегодня.