— И мне дадут?

— Беги, беги к себе, а то простудишься, — подтолкнул Саньку дядя Петя. Но тот вместо дома направился к складу.

— Ты чего? — встретил мальчишку кладовщик.

Санька насупился.

— И мне валенки…

— Смотри-ка, еще буровик объявился.

Саня обернулся и увидел геолога, который примерял новый полушубок.

Геолог совсем недавно вернулся из Петропавловска на вертолете. Тогда ребята сразу же и узнали, что в их поселке весной будут проводить газ. И от той самой скважины, где «горела» вода. Санька помнит, как обрадовалась мать, когда он первый сказал ей об этом. А сейчас он стоял и молчал, то и дело шмыгая носом.

— Обувку требует, — пояснил кладовщик.

— Надо, надо. Это наш главный разведчик, — геолог поправил на Саньке фуражку.

— С удовольствием, да где взять? Вот только. — Кладовщик показал на стоящие в ряд огромные серые сапожищи — каждый с Саньку ростом.

Мальчишка стоял как побитый.

— Погоди, парень, не огорчайся, — стукнул его кладовщик по плечу. — У нас где-то женские торбаса валяются. — Он полез под самый потолок и сбросил запыленный меховой сверток.

— Меряй!

Санька, усевшись на пол, торопливо натянул торбаса на ноги. Голенища до живота!

— Да, — почесал затылок кладовщик.

— Ничего, на рост! — подбодрил мальчишку геолог и усадил его на ящик. — Загнем немного.

— Как у Анелькута, — Санька погладил меховые сапоги.

— Давай нам и остальное. На мать запиши. Уж полностью экипируем.

Через полчаса Санька стал неузнаваем: на голове шапка из рыжего собачьего меха, лохматые рукавицы до локтей, торбаса.

— Вот теперь ты настоящий камчадал!

И геолог, и кладовщик, и Саня улыбались. Трудно было понять, кто из троих более доволен.

Саня вышел из склада, потоптался, покрутил головой — никого не видать. «К ребятам пойду», — решил он и направился к школе. Это тоже был небольшой домик, только обшитый тесом, покрашенный и под железной крышей. Стоял на пригорке.

Санька тут уж бывал. Иногда ему разрешали посидеть на уроке. А сейчас уж очень хотелось показать обновы.

Санька, пыхтя, карабкался по склону. Снегу по колено, а ему ничего — не холодно, знай шапку поправляет: на нос сползала.

— Опять ты? — сухо встретила его учительница.

Санька сиял!.. Учительница заметила на нем и новые торбаса, и рукавицы, сразу потеплела:

— Ну, вон твой ряд. Садись!

Санька знал, что место, на которое ему указали, означает первый класс. Второй ряд пустой, на третьем сидели Ася, Наташа и Славка — они были третьеклассниками, на четвертом — последнем — Генка с Анелькутом — самые старшие.

Наташа погрозила Саньке пальцем — где это он все раздобыл? — и уткнулась в тетрадь. Ее классу дали задачу, но девочка никак не могла сосредоточиться: в четвертом шел урок литературы — Генка читал басни. Как тут не послушать?..

Ходит учительница от стены к стене, а получается из класса в класс.

Саня тоже было взялся писать пальцем по запотевшему стеклу и вдруг прильнул к нему, крикнул:

— Самолет!

— Тихо, — одернули его.

Но тут и все услыхали гул, закрутили головами. Учительница сразу объявила перемену.

В поселке распахнулись двери.

— Самолет, самолет! — кричали со всех сторон.

Над головой со свистом принеслась двукрылая «Аннушка». Опять взвилась и пошла в сторону.

Ребята мчались наперегонки.

— Генка! — окликнула сына тетя Феня. — Наверное, почту на сброс. Посмотри, не затерялось бы чего, — и тоже побежала.

Со школьного пригорка кубарем скатился и Саня.

— Какумэй! — возле него остановился Анелькут, разглядывая Санькины торбаса. — Однако надо, чтобы не сползали. — Он вынул из кармана сыромятный ремешок, разрезал его надвое и ловко перевязал Санькины щиколотки… — Вот так!

Самолет сделал еще круг и, зайдя со стороны Столовой сопки, начал снижаться. Ом плюхнулся в снег возле самого поселка, покатился, вздымая вокруг себя метель. В фюзеляже распахнулась овальная дверь. Из нее выпрыгнул среднего роста мужчина в шляпе, в осеннем пальто, и, что совсем странно, в ботинках.

— Чудак командировочный, — улыбались буровики, глядя, как тот смело побрел через сугробы. — Видать, в Петропавловске-то еще осень.

Санька смотрел, смотрел, да как завизжит:

— Папа, папа мой! — и стал вырываться из сестриных рук.

Отец подбросил Саню высоко на руках, потрепал по голове подбежавшую Наташу, и нетерпеливо осматривая толпу, спросил сразу у обоих:

— Где же мама?

— На буровой, — ответила Наташа.

— На скважине, — пояснил Саня.

Отец вздохнул и, обняв сына и дочь, сказал:

— Ну пошли, показывайте, как живете.

Мать задержалась на буровой со своими исследованиями на трое суток. Зима за это время развернулась вовсю — гудела в трубе, визжала в промерзших углах, стучала в дверь. В доме холодина! С западной стороны его занесло снегом и не продувало, зато возле двери получился уголок вечной мерзлоты. И сколько Санька ни окалывал лед, все равно тот нарастал. Из-за внутренней фанерной обшивки посыпалась всякая труха и опилки. Напихали туда тряпок, но тепла не прибавилось.

Наташа в школу не ходила, да и никто не занимался. На улицу носа не высунешь. Снегом засыпало окна. По поселку пустили трактор, дядя Петя проложил бульдозером дорогу к магазину, к конторе и пробил подходы к домам.

Печку пришлось топить без конца. Железо так накалялось, что нечем становилось дышать. Но сверху жарко, а у пола холодно. За ночь все промерзало: вода, хлеб, каша… Утром, как затопят, стены начинали «плакать» — таял иней. С окон текли ручьи — только успевай вытирать…

Мать приехала поздно вечером. Первым о ее приезде догадался Саня, сразу же, как только послышался возле дома лязг тракторных гусениц, на морозе особо громкий. Она вошла в комнату замерзшая и усыпанная снегом, с закопченным от костров лицом. Поздоровалась и стала сбрасывать с себя одежду — овчинный полушубок, лохматую мужскую шапку-ушанку, собачьи унты, ватные брюки, свитер и еще кофту, делаясь все тоньше. Отец принялся раздувать не успевшую