– Ну, да – неуверенно ответила Лика, размышляя можно ли озвучивать сумму, полученную вчера днём в банке.

– Главное, чтоб тебе не пришлось со своего кармана возвращать в бухгалтерию.

– Не придется – уверенно ответила Лика и перевела тему – Владимир, ты слышал: может, они о чем-то говорили, когда меня… сбрасывали?

– Нет, не слышал. Они вообще не говорили. Всё молча. Молча вышли из машины, молча достали тебя с багажника, молча подошли к краю трассы и молча выкинули тебя.

– Как мусор – тихо сказала Лика и добавила громче – Может, ты не слышал?

– Я бы услышал. Я же тебе говорю – тишина перед ливнем была. Я бы точно услышал. Они молчали.

– Всё понятно.

– Что всё?

– Ну, всё. Меня выследили, чтобы ограбить.

– Я бы не делал таких выводов – зевая, сказал Владимир, он уже перевернулся на бок и закрыл глаза. Всё, он готов ко встречи с Морфеем.

– Почему? – не давала ему заснуть Лика.

– Потому что они не уехали сразу и пошли тебя убивать. – Он зевнул и добавил – после того как скинули.

– И что? – не поняла она, ей совсем не хотелось думать и, тем более, верить в то, что её умышленно решили убить. Кому она могла мешать? Тут ей пришла самая логичная мысль. Логичная, правдивая и устрашающая. Мешать она может только Цареву Константину Константиновичу. И если это так, то жди огромной, страшной, непредсказуемой и непоправимой беды.

– Я думаю, кому-то ты перешла дорогу или мешала сильно. Подумай, может, твой род деятельности или вообще твоя жизнь кому-то мешает. Подумай, кому может быть выгодно твоя смерть. А лучше ложись спать. Утро вечера – сама знаешь – мудренее.

Владимир опять зевнул. Лика с завистью посмотрела на него – он сейчас спокойно заснет, а она будет думать и размышлять: кому выгодно? кто хотел бы от неё избавиться? кому она могла дорогу перейти?

На все эти вопросы возникал один ответ – Цареву. Цареву Константину Константиновичу она перешла дорогу (не умышлено, конечно, и даже не собиралась переходить), ему выгодно избавиться от нее и прибрать к рукам ее бизнес. Но она ведь не подписала нотариального договора для слияния активов с монополией Царева! И он не сможет прикарманить ее фирму. А если бы Царев приказал ее убить, ее бы убили сразу, и не грабили. Или хотели запугать? Так им это удалось. А может, хотели все подставить под ограбление? А может это всего лишь ограбление? Могли грабители возле банка вычислять жертву? Наудачу? Могли. Еще могли работать по наводке. Что сегодня у нее будут наличные знали только четыре человека: кроме нее и Веры Ивановны, Соня и Николай Васильевич. Но подозревать их то же самое, что подозревать себя.

Владимир тяжело и глубоко дышал. Заснул.

«Везёт ему – завидовала Лика – у него нет проблем. Единственное его проблема – это я».

Мало того что свалилась ему, как снег на голову, мало того, что пришлось ей уступать свое ложе и спать на полу, так ещё и при свете.

Лика выключила везде свет, бликов огня от печки хватило, чтобы видеть очертания. Тихонько ступая, добралась к кровати и легла, не снимая с себя одежду. Она решила подумать и поразмышлять в темноте, но ей это не удалось.

Не удалось по одной простой причине – она заснула.

***

– Я за что вам заплатил? – орала трубка телефона – Исполнители. Какие вы исполнители? Я вам сказал довести дело до конца и меня не волнует всё остальное. Она должна умереть.

– Я… мы думаем… что она умерла – ответил исполнитель.

– Что значит думаем? Это неправильный ответ. – Яростно заорала трубка.

– Не. Ну, точно умерла. Чтобы её тогда Леший сразу забрал?

– Какой Леший? Что вы там употребляли, обдолбанные?

– Нет. Нормальные. Леший её сразу забрал.

– Какой к чертям Леший.

– Так я же объясняю: мы её с трассы с обрыва сбросили, а там леший, он забрал.

– Меньше пить будешь, и лешие не будут мерещиться.

– Честно. Я его четко видел. Вон Серый подтвердит. Да, Серый?

– Ага – ответил второй исполнитель.

– А вы её мертвую сбрасывали? – чуть спокойнее уточнил голос в трубке.

– Нет, – неуверенно ответил первый – но она когда летела, сто пудово, по чесноку, кони двинула.

– Ты проверил? – зло спросила трубка.

– Нет.

– А кто проверил?

– Никто.

– Почему? – тихо, но зловеще поинтересовалась трубка.

– Я же говорю – её Леший забрал.

– Идиоты, я за что заплатил?

– За девку.

– Нет, неправильно. Я заплатил за её смерть. Правильно?

– Ну, правильно.

– Вот идите теперь, идиотов куски, и проверьте жива или мертва. Я жду.

– Так её там уже нет.

– Найдите мне её мертвой! Слышишь? Мертвой! – орал заказчик.

– Слышу – обреченно ответил исполнитель.

– Лучше бы я киллера нанял! – зло проорала трубка в ухо, и послышались гудки.

– Ну что, Серый, слышал? – спросил Ванёк, ложа телефон на стол рядом с пустой бутылкой водки.

– Слышал, конечно. Он так орал, что глухая соседка слышала.

– Что делать будем?

– Давай свалим – предложил Серый – машину девки загоним, бабок у нас теперь полно. Глянь, Ванёк, сколько тут бабла.

Он достал из-под стола женский дипломат, открыл его. Тот был полон денег. Он трясущимися от перевозбуждения руками достал верхнюю пачку денег, радуясь, что трепетное чувство, испытываемое при виде большого количества денег, не прошло. Красно-оранжевые пятитысячные купюры, перетянутые банковской лентой, манили, прельщали и соблазняли. Как бы говоря: Я твоя первая пачка денег, а это лучше, чем первая женщина. Меня можно потратить. Меня можно обменять на все что ты захочешь. И даже на женщин. Возьми меня, потрать меня.

Серый достал вторую такую же пачку и закатил глаза от удовольствия, мысленно посчитав: в каждой руке по полмиллиона. Это действительно лучше женщины. Он готов был расцеловать эти пачки, но брат отвлек его от трепетной любви и романтичных мыслей.

– Видел я – пребывая в задумчивой грусти ответил Ванёк и указал на телефон – только он из-под земли достанет. А тебе надоело по земле ходить? Хочешь уже в земле под ёлочкой валяться? Или у тебя блат на городском кладбище?

– Нет, не хочу – ответил Серый, закрывая и убирая дипломат под стол.

– Вот и не думай сваливать и мысли эти брось. Нам и тут хорошо, братан. Вот только дело надо до конца довести.

– А как? К лешему пойдём тело обратно попросим отдать? Ты, Ванёк, иди поищи эту бабу, а я в Одессу поеду.

– Не пойму, чего тебе Одесса? Бредишь ею.

– Там море –