мрачный мечтатель» Фрэнка Белнэпа Лонга (изд. «Аркхэм-хаус») и «Последние дни Лавкрафта» Уилиса Коновера (изд. Carrollton-Clark).

Порицать де Кампа, пожалуй, грубовато, поскольку это была первая на то время крупная биография Лавкрафта с такой полнотой данных (больше, чем у всех других авторов). Де Камп ваял ее три-четыре года, изучая материалы в библиотеке Джона Хэя, опрашивая старых знакомых Лавкрафта и вникая в его малоизвестные тексты. Однако чем этот трактат поражает, так это сыростью: критические аспекты в нем описаны обманчиво кратко, часть сведений обрывочна и бессвязна, поскольку де Камп не прочувствовал связующую нить между жизнью, работой и убеждениями Лавкрафта. Естественно, не обошлось и без ошибок – которые меркнут на фоне самого главного минуса этой биографии: она ошибочна в самой сути.

Себя де Камп считал полным антиподом Лавкрафта: нечувствительным к окружающей среде, устремленным в будущее; писателем-дельцом, ставящим барыш выше эстетики. Это и считывается в его труде. Сталкиваясь с чем-то непостижимым или неприятным себе, де Камп пускается в дилетантский психоанализ. Так, в любви Лавкрафта к Провиденсу он рассмотрел «топоманию» – будто к родному месту привязываются только неврастеники.

Пожалуй, худший минус этой биографии кроется в анализе философии Лавкрафта – точнее, его отсутствии. Просветитель, а не философ, де Камп не постиг ни корней, ни развития его воззрений, ни тесной их связи с творчеством. Наверняка многие читатели этой биографии, что простительно, не увидели у Лавкрафта внятной системы взглядов. Отдельно де Камп педалировал тему его шовинистских наклонностей – в отрыве от общего мировосприятия и не понимая их причин и целей.

Что до его критики, самый лестный эпитет для нее – незрелая. Падкий в основном на массовое чтиво, де Камп наверняка близко к сердцу воспринял заслуженные упреки Лавкрафта в посредственности бульварного жанра – возможно, потому, что сам писал не лучше. «Впечатляющая повестушка», – вот верх его похвалы.

Неудивительно, что фанатская пресса обрушила на эту биографию шквал критики. Де Камп списал это на обиду лавкрафтовского культа, чьего кумира якобы развенчал, однако на практике все сложнее. Беда даже не в том, что он попрал законы объективного исследования, прибегнув к личным оценкам (все-таки биографу от этого не уйти), – сами его оценки зиждутся на неверных умозаключениях и ложном взгляде. Понять это стоило хотя бы исходя из того, что его выводам не отвечал ни один знакомый Лавкрафта.

Однако же от биографии де Кампа при всех ее недостатках был толк. Пусть она снабдила доводами критиков Лавкрафта (из самых видных – Урсулу К. Ле Гуин и Ларри Макмерти, чьи пустые шпильки их же, скорее, и опозорили), зато продвинула его в массы, подстегнув небывалый исследовательский интерес к творчеству и жизни. В том числе и мой, когда я в семнадцать лет залпом проглотил его книгу и понял, как слабо изучен этот странный и малоизвестный писатель.

Вышедшая почти одновременно биография «Говард Филлипс Лавкрафт: мрачный мечтатель» Фрэнка Лонга была фактически прямым ответом де Кампу. Ознакомившись с его рукописью, Лонг до того возмутился образом Лавкрафта, что счел за лучшее издать свою версию. Вышла у него не столько формальная биография, сколько подробные мемуары, при этом небезупречные. Опустим дилетантскую критику, маловразумительные «точные цитаты» Лавкрафта и нелепый раздел с якобы его комментариями по разным вопросам. Что не обойти вниманием, так это неточности в воспоминаниях и спешку при написании текста (из-за чего редактору «Аркхэм-хаус» Джеймсу Тернеру затем даже придется сильно его переработать, фактически став соавтором). Лонг сильно опоздал: много ли достоверных воспоминаний у него сохранилось к 1974 году? И все же Лавкрафт в его неказистом труде точнее, чем у де Кампа, и по меньшей мере похож на образ, который складывается из его писем, статей и рассказов.

Бесспорно лучшая из биографической триады – «Последние дни Лавкрафта» (1975) Уиллиса Коновера. Я уже рассказывал об этой трогательной истории юнца и его старшего кумира, которая благодаря вложенным в нее стараниям получила легендарное в плане дизайна издание. В ней портрет Лавкрафта написан точнее всего – отчасти его же кистью: письмами к Коноверу. Также, что потрясающе, книга мельком проливает свет на малоизвестный мир любителей фэнтези тридцатых.

В 1976 году выйдут два заключительных тома «Избранных писем» под редакцией Джеймса Тернера. Весь пятитомник, несмотря на опечатки и сокращения, стал памятником Лавкрафту и двадцать лет назад возродил к нему академический интерес. В том числе и мой, так что из хроникера я здесь превращаюсь в непосредственного наблюдателя и дальше – в участника событий.

На передовой исследований Лавкрафта тогда находился немецкий профессор психологии Дирк В. Мосиг – виновник растущего международного интереса к мастеру ужасов. Проработал он недолго, писал то о жизни, то о личности Лавкрафта сквозь призму Юнга. Главное не это, поскольку Мосиг, подобно Лавкрафту, вел огромную переписку и вдобавок делился сведениями о нем со всеми желающими (и оказывал посильную помощь заокеанским редакторам и издателям, сделав возможным публикацию и перевод неизданных текстов Лавкрафта и материалов о нем). Именно Мосиг повлиял на мое представление о Лавкрафте, хотя в отдельных аспектах я с ним не согласен. Подвело его, как ни странно, рвение: проникшись Лавкрафтом, он не замечал ни его человеческих, ни творческих минусов, отстаивая даже поэзию. Примерно в 1978 году Марком А. Мишоу на фоне личных неурядиц ему придется внезапно оставить научное поприще.

Однако к тому времени другие ученые подхватят его интерес. Из ведущих – профессор математики и английского языка Дональд Р. Берлесон, проливший свет на места и авторов, которыми Лавкрафт вдохновлялся. Воплотится это главным образом в труде «Г. Ф. Лавкрафт: критическое исследование» (1983) – пожалуй, лучшем кратком обзоре его творчества. Далее он ударится в деконструктивистскую критику и детальное препарирование Лавкрафта изощреннейшим критическим методом (это найдет отражение в монографии «Лавкрафт: потревоживший вселенную» – самой каверзной книге о писателе).

Не менее блестяще проявил себя профессор английского языка в Брауновском университете Бартон Л. Сент-Арманд, действуя консервативнее. К своей дипломной работе по Лавкрафту (1966) он прибавит глубокомысленное эссе о «Случае Чарльза Декстера Варда» под названием «Обстоятельства случая Г. Ф. Лавкрафта» (1972) и книги «Г. Ф. Лавкрафт: новоанглийский декадент» (1974, труд о смеси пуританства и декадентства у Лавкрафта) и «Источники ужаса в прозе Г. Ф. Лавкрафта» (1977), а также детальное исследование «Крыс в стенах». Тем, кто постигает Лавкрафта, нельзя проходить мимо высоколитературных и критически изощренных работ Сент-Армана.

Не все труды о Лавкрафте, впрочем, отмечены качеством. Исследование Джона Тейлора Гатто из цикла «Monarch Notes» (1977), а также «Сомнамбулический поиск Г. Ф. Лавкрафта» Даррелла Швейцера откровенно переводят бумагу. Чуть менее